— Смотри! — Габриэль дергает меня за рукав и указывает на одну из пока еще не пылающих крыш.
На верхних этажах сложно что-то заметить, но я по подсказке архангела присматриваюсь и, содрогаясь всем телом, вижу там ее: худую фигурку с горящими крыльями. Странный спазм стискивает горло, и только это не дает мне заорать ее имя.
— Нираэль, — узнает архангел. — Проклятье, ее крылья! И что она собралась делать?
Если попробует взлететь, святой огонь только разгорится еще больше, перекинется на остальные части тела, а сейчас просто пожирает крылья. Это больно — но живут же без них вовсе, как Татрасиэль. Я тревожно смотрю на Нираэль — в последнюю нашу встречу мы обещали убить друг друга, но сейчас она не вызывает никаких чувств, кроме жалости.
Она быстро подбегает к краю крыши, и я мгновенно понимаю, что Нираэль собирается сделать.
Нет, только не так! Только не ангел, презиравший самоубийц хуже демонов, только не Нираэль — этого просто не может быть. Как бы больно ей ни было, она всегда терпела, да она скорее выдрала бы из спины эти проклятые крылья!
— Кара, стой! — Я не оглядываюсь на кричащую мне вслед Габриэль. — Ты ведь сама можешь…
Мне плевать — я так нелепо свои крылья не подожгу, они еще пригодятся. В несколько аккуратных прыжков я оказываюсь на крыше; чувствую раскаленную черепицу под ботинками, не поплавить бы подошвы. Передо мной Нираэль — в ореоле племени.
— Опять мы встретились не в лучшее время, да?
— Нираэль… ты серьезно собралась это сделать?
Я мягкими шагами подбираюсь ближе, пользуясь тем, что она стоит ко мне спиной. Великолепные крылья похожи на обгоревшие, но еще тлеющие ветки дерева, и меня немного воротит от вида черных костей. Ей повезло, что святой огонь насытился перьями и ни одна искорка не соскользнула на одежду.
Ей повезло, но она до ужаса уверена в своем решении. Я отчасти понимаю: страшно думать, что ты больше никогда не сможешь взлететь, — ангелы не живут без неба, без ощущения ветра каждым перышком.
— Кариэль? — ее голос словно надломлен.
— Так ты все же помнишь мое имя.
Я чувствую, что она тоже улыбается сквозь слезы. Улыбается, глядя вниз, глядя на соседние здания, уже полностью охваченные огнем.
— Это не обязательно.
Не хочется ее отговаривать. Не потому что я желаю Нираэль смерти, а потому что из-за ее отказа я почувствую себя еще хуже. Я ведь знала, что увижу, как она уйдет, но никогда не думала, как это случится.
— Это обязательно, — она качает головой. — Я устала жить, а теперь я лишена даже крыльев. Я калека, я всегда ей была, только сейчас сообразила. Моя душа — она такая же обгорелая.
Она поворачивается ко мне, глядя заплаканными глазами.
— Прости меня, Кариэль.
— Ты ведь знаешь, что я не могу.
— Знаю. Но я должна была это сказать.
Ее мир разрушен, а эта битва — лишь предлог уйти красиво. Она совсем как я, она тоже отчаянно боится показаться слабой, но цепляться за старые убеждения уже не может. Она должна умереть: ее время, ее мир подошли к концу.
— Прости меня за все, — еще раз повторяет она. — И забудь меня, Кариэль. Я хочу, чтобы меня забыли, хоть это не исправит всего, что я натворила.
Поддаваясь неясному желанию, она в последний раз целует меня — у ее губ привкус пепла. В моей душе что-то переворачивается, что-то застарелое и желающие схватить ее и никуда не отпускать, не дать сделать… сделать то, что нужно.
Она быстро, словно боясь раздумать, подходит к краю.
Оборачивается последний раз, ободряюще, но криво улыбается.
И падает.
Я стою одна, прижимая ладонь к губам — то ли сдерживая рвущийся вопль, то ли желая сохранить тепло ее губ навсегда в памяти.
Когда я спускаюсь, Габриэль тактично молчит и ничего не спрашивает. Она даже не смотрит в сторону Нираэль — словно ничего и не было, словно ее все и правда вычеркнули из памяти. Ангелы не любят помнить такое.
Она следует за мной надежной защитой, когда я очертя голову вырываюсь в следующий квартал и натыкаюсь почти сразу на отряд ангелов, захвативший нескольких новобранцев. И она совсем не против того, что я с диким криком врываюсь в битву, вымещая весь гнев.
Парируя удар молодого ангела кривой саблей, я сильным пинком в колено заставляю его почти потерять равновесие и рухнуть на землю, но добиваю парня ударом в шею еще до того, как светлые вихры касаются утоптанной земли. Тут же я работаю крыльями, взмываю над головами дерущихся и несколькими выстрелами приканчиваю ангелов. Достается кому-то из демонов — в ушах стучит чей-то дикий вой, и я вижу прижимающегося к земле рогатого мальчишку с кровоточащим плечом. Стрелять по сцепившимся в визжащий клубок своим и чужим было плохой идеей, но ничего больше я сделать не могу. Видя, что волна противников на несколько мгновений прерывается, я приземляюсь и беру управление сбитым с толку отрядом в свои руки.
— Вы трое спрячьтесь где-нибудь, а то ангелы не будут брать грех на душу: не станут добивать, чтоб вы дальше страдали. Давайте живей. Остальные… ну вы слышали приказ, убивать всех. Ясно?
— Ясно, — кивнул немолодой демон из отряда. — Вы ведь…
— Я — ваш шанс тут не сдохнуть.
Слишком заносчиво это звучит, но это же правда. Да и на войне нет таких понятий, как «хвастовство» или «пафос», тут идет такая резня, что ты не можешь быть уверен в своем будущем даже в ближайшие пару секунд: вот-вот может обрушиться боевая тройка или святой огонь. А спасенные демоны будут мне должны по гроб, если выживут, а это уже неплохо.
Оставив их (не хочется признавать, но тут бы лучше подошло выражение «бросив»), взмываю вверх к Габриэль, висящей в воздухе на страже. Именно это отчасти спасает нам жизни: в дыму костров не различить лица, только четыре сверкающих крыла, а на архангела не отважится напасть никто с обеих сторон. Разве что кто-нибудь из нашей Гвардии мог бы, но глупцов я к себе в отряд вроде не брала.
— Как обстановка?
Видно, что отвечать сразу же Габриэль не собиралась — она внимательно осматривала разрушенный город под собой, как мне показалось, с болью в глазах. Но, даже прекрасно зная, что ей не доставит удовольствия убийство простых солдат, она пошла в Гвардию, так что отступать архангелу некуда. Вокруг нас разворачивается самый настоящий кошмар — агония Света, сопровождаемая дичайшими криками и звоном стали. При вдохе яркие запахи крови и гари разъедают легкие, а вся твоя одежда запачкана в крови — вот какова Последняя Битва.
Архангел намного старше меня и мудрее, и ее с этим городом связывает что-то гораздо большее, ведь он был ее домом все это время. Пылающие под ногами обломки камня когда-то были и моим домом тоже, но если Габриэль сейчас наверняка терзает совесть, то я не чувствую абсолютно ничего, глядя на панораму боя, на мертвые тела и на некогда красивые дома. В душе пусто, и небесный город мне безразличен, он лишь одна ступень на моем пути, и мы вот-вот перешагнем ее, осталось лишь сделать усилие над собой и своими принципами.
— Вздумаешь дезертировать или встать на сторону светлокрылых, и я буду первой, кто вонзит меч в твое сердце, — хладнокровно констатирую я, следя за Габриэль краем глаза.
Но она не двигается, только изредка помахивает крыльями, чтобы держаться на одной высоте, и смотрит, смотрит… Лучше бы тебе не смотреть, честно думаю я. Я ведь знаю, что ты там видишь: обычных ангелов-горожан, которые в жизни не брали в руки оружия и жили своей мирной жизнью, мальчишек с куцыми, неоперенными крылышками, защищающих свой дом, плачущих вдов. Лучше бы ты не видела. Лучше бы мы обе не видели.
Демонов невозможно сдержать, они одинаково вгрызутся в горло солдату Сотни и молодой девушке, только что лишившейся любимого и семьи. И мы не можем остановить их, сам Сатана закрывает на это глаза, хотя мог бы захватить пленных. Но нет, они хотят, чтобы ихор залил город подобно вышедшей из берегов реке, чтобы Свету наконец отомстилось за такие же бесчисленные убийства.