Где-то позади меня отплевывается кровью Габриэль, с трудом поднимаясь и облокачиваясь на неровный обломок. Еще дальше гремит бой, умирают ангелы и демоны, и там Люцифер — тот, ради кого я стою здесь, сдерживая архангела до прибытия кого-то, кто сможет его остановить.
Он нападает неожиданно, бросается вперед всем телом, тактикой напоминая какую-нибудь обезумевшую бестию. Я понимаю его: что-то похожее я испытывала, когда на меня бросался Тэал — парнишка, который и близко не стоял к моему уровню фехтования.
Как и демоненок, я оказываюсь вертлявой. Очень.
Меч опускается туда, где я была секунду назад, впивается не в тело, а в камень, но Михаил не произносит ни звука, просто разворачивается и смотрит на меня спокойно, вызывая этим неприятную дрожь в основании крыльев. Он держит тяжелый, смертоубийственный меч одной рукой, не прилагая к этому никаких усилий. На секунду я вижу свое перекошенное отражение на зеркале клинка — там нет ни капли ангельского, там только страшное лицо и темные провалы глаз. Михаил знает, что я зло, а зло нужно искоренять.
Я вновь бросаюсь в сторону — это больше походит не на битву, а на догонялки. Да к черту, вся моя жизнь больше походит на это! Сверкающий меч почти настигает, но я успеваю уклониться, почти падаю наземь. С той сосредоточенностью, с какой обычные смертные выкашивают траву, архангел вздымает меч вновь, ведь ему не нужно делать передышку, чтобы вздохнуть. Оступившись, я едва выравниваюсь, но уже вижу стремительно уменьшающийся разрыв между моей головой и острой кромкой лезвия. Еще немного, и она вопьется в шею, как дикий зверь, охочий до крови.
Его можно понять: я мелкая сошка, которая решила взобраться повыше, случайное стечение обстоятельств, убившее, однако, тысячи и тысячи ангелов всего парой слов: «Пора начинать». Это было неминуемо, Небеса лишь отсрочивали свою смерть, и у них это выходило довольно неплохо. Но вот мы здесь, а город лежит в руинах — и что должен сделать архистратиг? Конечно, убить меня. Это, в конце концов, его долг.
Только вот я против того, чтобы меня убивали. Да и остальные, видимо, тоже.
Движения Габриэль не замечает никто из нас, поглощенных этим сражением, она просто вдруг возникает где-то между, в том маленьком пространстве, отделяющем меня от смерти. Я уже вижу за крылатой спиной фигуру тоненькой девочки со страшными глазами — сама Всадница пришла засвидетельствовать мой провал. Только через секунду ее лицо мрачнеет — и я вижу Габриэль, с воем прижимающую руку к груди. Руку… отсутствующее запястье.
Она успела выставить передо мной только руку. Ради меня пожертвовала шансом сражаться и держать меч. Михаил изумленно останавливается, глядя на кривое от боли лицо и слыша ее отчаянный крик. Бьющий прямо по ушам.
Пользуясь моментом, я выхватываю из сапога заговоренный нож и быстрым движением отправляю его в шею архангела, но руки трясутся, и бросок выходит кривым. Острие врезается в руку Михаила, да и недостаточно глубоко, но все же так, чтобы доставить ему немного неудобств в обращении с оружием. Архангел резко вырывает нож, часто моргая от боли, но не позволяя себе морщиться.
Я готова умереть тысячу раз, чтобы еще раз увидеть это выражение его лица: когда слетает маска всемогущего архангела и проступает нечто живое, настоящее. На секунду в его глазах мелькает — нет, не страх — всего лишь легкое беспокойство, но это уже в какой-то степени победа.
Победа над убеждениями и устоями — моя кровавая революция, которую свершить нужно было давно, еще в далеком детстве. Потому что я отлично помню лицо архангела Михаила, помню, что он когда-то тоже был живым. Когда казнил восставших против Небес.
Нет Света. Нет Тьмы. Есть лишь мы сами. Есть три мира, три народа. И Вселенной пора бы уже избавиться от предрассудков и стереотипов: я видела великодушных демонов и ангелов, взмахивающих мечами над невинными. Я видела все изнанки миров, все грани ангелов, демонов и людей.
Габриэль прекращает выть, потому что отрубленное запястье это уже не вернет. Вероятно, в этот момент она окончательно отрекается от Рая и четырех золотых крыльев. Я не знаю — мне некогда об этом думать.
На мече Господнем кровь архангела. Не предательницы своих братьев и сестер, а той, кто сделал выбор в этой войне. Она выбрала меня, выбрала, потому что ее надежда не угасает, как и моя. И это срывает мне крышу.
Ошарашенный этим бессмысленным поступком, Михаил окончательно ломается. На миг кажется, что он отчаянно хочет что-то спросить у Габриэль, но перехватывает ее взгляд и осекается. Так смотрят демоны, так у них темнеют от ярости глаза — и так же они будут стоять твердо и ровно, будто на параде, несмотря на страшнейшие раны. Ни один демон не склонится перед врагом. Даже перед единовластным правителем небес.
Габриэль теряет сознание от боли — и вполне может умереть от кровопотери, но я точно знаю, что Михаил не берется ее добивать. Трудно винить во всех ошибках бывшую соратницу, когда рядом есть амбициозный Падший ангел.
Я бросаюсь вперед, выстреливая три раза и отбрасывая бесполезный разряженный мушкет в сторону. Мой удар блокируют, но не так уж и уверенно. В сверкающей броне три отвратительных дыры, и хотя для существа его уровня это только царапины, Михаил сбивается, понимая: его можно ранить. Его можно убить, как и любого из нас, из идущих в атаку очертя голову и приносящих себя в жертву новому миру.
— Ты безумна, — непослушными губами говорит архангел, пораженный моим рвением: я бросаюсь прямо на меч, как вырвавшаяся из глубин Тартара гарпия. — Ты безумна…
Это ни черта не молитва, но он повторяет это именно что с тем самым выражением священного ужаса. Лицо остается прежним, как у безучастной античной статуи, но голос — голос дрожит, словно его колотит лихорадка. Лихорадка понимания, что его правда могут победить сегодня, уничтожить на обломках того, что он построил и хранил две тысячи лет.
Эта мысль придает Михаилу сил, и он отшвыривает меня на пару метров назад, наседая. Коротко блокировав его удар, взлетаю невысоко и снова обрушиваюсь на архангела. Сталкиваясь, мечи высекают искры из друг друга, я вынуждена держать оружие одной рукой. Не сразу поняв подвох, Михаил выполняет финт, открываясь немного, но не особо беспокоясь об этом: мой меч так не изогнется, а для разворота потребуется слишком много времени, которым я не буду рисковать.
Он не учитывает только короткий клинок у меня в рукаве. Особым способом выворачивая ладонь, я чувствую, как срабатывает механизм, и мне руку плавно скользит нож. Не медля, я наношу удар в предплечье, пробивая легкий доспех, который защищен только панцирем и впаянными в кожу налокотниками. По всей видимости, громыхать железом Михаил не любил и, как и я, ценил быстроту. Зря.
Оставляя нож в его руке, я чуть отступаю, принимая оборонительную позу. Несколько ответных рубящих ударов я избегаю, уклоняясь, и буквально кожей ощущаю, как свирепеет архистратиг, допустивший уже несколько ошибок. По всей видимости, давно не брал меч в руки, проводя время на троне, а не на тренировочной площадке. А я вот с радостью рассказала бы ему, как провела эту тысячу лет.
Успешно комбинируя фехтование и замашки наемника, я отражаю его атаку без особого для себя вреда. Скользящий удар меча Господня достает меня, страдает, к счастью, лишь левая рука, которая мне не особо и нужна в этой схватке. Нет смысла дожидаться, пока Михаил устанет, этого просто не случится, нужно просто тянуть время, чего я с успехом добиваюсь, прибегая к наскоро вспомнившимся финтам и уклонениям. Чтобы не сковывали движений, я убираю крылья, чего архистратиг себе позволить не может. Несколько перекатов — ладони саднит от мелких камешков, врезавшихся в тело, но в целом я пока жива.
— Кара! — крик Влада должен был раздаться на весь город, но звучит всего лишь у меня в голове, заставив пропустить удар. Неглубокая, но неприятная царапина украшает мое бедро.
Ответить магу я не могу: битва не дает сосредоточиться для телепатического ответа, я банально не могу делать два дела одновременно. К счастью, Влад это понимает, и на меня налетает новый крик, к которому я теперь, слава Дьяволу, готова.