Никогда, ни прежде, ни после, не видали окрестности Сосновки столько начальства. Услышав стук колес, проспавшийся Кирилл Семенович вышел на крыльцо в тот самый момент, когда повар е одной стороны, a старшина - с другой, высаживали из коляски «пана маршалка», почтительно поддерживая его за локти.
- A я уж думал - не приедете - закричал Кирилл Семенович с крыльца. - Упорство, бунт!.. ничего слушать не хотят!... говорил он, с трудом ворочая языком и обдавая Лупинскаго запахом водки. Вот свидетель - показал он на кланявшегося Кулака.
- Что же такое? - встревожился Петр Иванович.
- Бунт, самоуправство!... Понимаете, меня самого... Послал эстафету о подкреплении... Пусть пришлют казаков или пехоту, - говорил он.
Артиллерию бы ему! - сказал прокурор на ухо Лупинскому, который еще сам не знал, как принять это известие.
Вошли в дом. Прокурор спросил прежде всего умыться, и среди плеска воды можно было расслышать, как следователь, с неудовольствием в голосе, говорил: - Все вздор: какое тут подкрепление! Ему не весть что мерещится... И зачем его пустили вперед? все дело испортил...
- Поменьше бы тревоги, - сказал умывшийся прокурор, вытираясь полотенцем.
- A Гвоздику... начал было следователь, но был прерван междометием «тс»! Следователь только пожал плечами и стал закуривать папироску.
В то же время Кулак с красным, злобно-возбужденным лицом говорил Петру Ивановичу, размахивая руками без всякого уважения к особе своего бывшего начальника.
- Помилуйте, ваше высокоблагородие: этим мошенникам Сибири мало.
- Да что побудило их? как все это случилось?
- He могу знать. Собрались это все вместе, вышел ихний воротила, Петька Подгорный, вперед: - Снимай, говорит, медалю. Какой ты, говорит, старшина, когда ты своей волости злодей?... Я было его за шиворот, a он изловчился, да за цепь как рванет... Поднял ее вверх, да и кричит: - Разжаловали, говорит, ребята, теперь выбирай другого!
- Ты их, вероятно, до этого довел? - сказал Петр Иванович, как будто больше для очищения совести, нежели в виде замечания Кулаку.
- Никоим родом, ваше высокоблагородие. Все Щелкунов: от него вся эта вражда пошла с тех самых пор.
- Михаил Иванович знал?
- He могу знать. Их благородие сказывали, - показал он головой в сторону висевшего пальто исправника: - их благородие сказывали, что Михаил Иванович уехали в Киев... Я им давно резоны представлял; ну, они точно что двух таки порядком отодрали: - Уймутся теперь, изволили сказать, a она, злодеи, вот что затеяли! Сибири им, ваше высокоблагородие, мало! - повторил он тоном убежденного суди,
Ну, хорошо, ступай - кивнул головой Петр Иванович и задумался, понимая всю важность своей роли.
XVI.
Когда члены наскоро образовавшейся комиссии напились чаю, отдохнули и закусили, когда Кирилл Семенович протрезвился на столько, что был в состоянии произносить членораздельные звуки, Петр Иванович сказал, что пора приступить к делу. Вздохнув, все перешли к столу. Петр Иванович занял председательское место перед чернильницей, и судебный следователь приступил к допросу подсудимых, которых ввел сторож Еремка. Допрос длился ровно два часа и не привел ни к какому результату. Вызвали Степана Черкаса и того из братьев Бычковых, который ходил с ним «в губерню» с жалобою. Степан Черкас прямо заявил, что знает закон, потому сельским старостой два года при Кулаке состоял.
- Он мне за это время два зуба вышиб, - прибавил он, как бы в удостоверение своей действительной службы.
Сидор Бычков больше молчал и только ограничивал Степана, когда тот пускался в излишние, по его мнению, подробности.
- Степан! - дергал он его за полу, - ты понимаешь, с кем говоришь, ведь господа: им только намекни - они поймут, a ты размазываешь...
Но Степан не внимал ничему и, радуясь возможности высказать свое горе, говорил, обращаясь то к тому, ио к другому члену: - Ваше благородие, выслушайте, сделайте божескую милость; перед вами, как перед Богом. Житья нет, век заедает... Нам все одно пропадать...
- Да ты говори толком, как было дело? - останавливали его.
- Дело было, - повторяет он, - собрались, это мы все вместе, потому жить стало нельзя, и принялись его усовещивать: - Сидор Тарасович, говорим, дай миру вздохнуть, довольно и с тебя, и с нас, по гроб жизни не забудем. Уступи место другому тоже крещеный человек... Ну, известно, осерчал: - Ах вы, говорит, с... сыны, да я вас говорит, таких-сяких, - старался он подражать голосу и манере старшины, - и пошел, и пошел, и все такими словами.