Вере Филипповне желательно подписку, пояснил Петр Иванович. Что касается до меня, я, конечно, готов все, что могу. - Он поклонился. Вера Филипповна ждала, что скажет протоиерей. Но он как-то замялся. - Ведь экая нахальная баба! - проговорил он мысленно и прибавил вслух: - На счет подписки это уж Петр Иванович, они пользуются таким влиянием...
- Вот я тоже говорю! - подхватила Вера Филипповна: - ведь все у нас бывали; вы помните, как он был радушен... Неужели он этого не заслужил?.. Петр Иванович! - воскликнула она, поймав его за руку и собираясь заплакать.
- Непременно-с, непременно, все, что могу, - твердил он, кланяясь, и стремительно бросился к двери, не дав Вере Филипповне времени вызвать на свои глаза слезы.
- Ведь вот, душенька, какая скверная штука: исправница подписку просит... я обещал, - сказал он, вернувшись, жене. Говорит: хоронить не на что...
- Вот еще новости! вскричала «пани маршалкова». To балы задавали, у Лизы каждый раз новое платье, a теперь мы хоронить должны? И все врет: я наверное знаю, что у них есть деньги...
Ho Петр Иванович чувствовал себя размягченным, как воск в горячей воде. He слушая жены, он решительно взял лист бумаги и, сделав своим размашистым почерком приличное случаю воззвание, пожертвовал пять рублей, предоставляя, кому угодно, подражать его великодушию.
- Очень нужно было! - проворчала «пани маршалкова», заглянув через его плечо в лист. Но дело было сделано, и пошел серый лист ходить из дома в дом, вызывая насмешливые замечания, улыбки и колкие словечки. Многие, вынимая с гримасой рубль, вынимали его только потому, чтобы об них чего-нибудь не сказали; все считали это совершенно неприличным, бранили Веру Филипповну, a доктор и ростовщик Пшепрошинский, не пожертвовав ничего наличными, написал крупными буквами, что жертвует пять рублей из числа тех ста, которые ему остался должен покойный.
- Вы сума сошли! - сказал ему Петр Иванович, прочитав сделанную приписку и сгоряча хотел разорвать лист но когда доктор с низкими поклонами представил ему свои резоны, они показались «пану маршалку» настолько убедительными, что он немедленно смягчился.
- Я этого не знал-с, не знал! Это ваше дело, - сказал они стал подводить итог собранным деньгам. В итоге подписка дала сто с чем-то рублей, включая сюда и те пять, которые исправница должна была получить с самой себя. Городовой Кузьма, ходивший но городу с подписным ластом, был в непритворном восторге от своей удачи.
- Эка деньжищ то! - говорил он, сидя в бакалейной лавке еврея Мейера, у которого брал для исправника лафит, и расправляя рукой собранные ассигнации.
- Да, набрал-таки! - сказал с завистью хозяин, посматривая на бумажки.
- Похоронят, как следует быть, - говорил Кузьма, бережно пряча деньги. Барин добрый... Сердит был часом маленько; ну, известно, начальство, a ничего, отходчив. Семейство вот одолело...
- A что? - спросил, интересуясь, еврей.
- Так, совести мало... Кабы покойник был жив, нешто он бы допустил, чтобы его похоронили на чужой счет? - сделал он глубокомысленное замечание. - Уж на что был болен, еле дышал, a за вином посылает, безвременно скажет: Скажи, Кузьма, Мейеру: как жалованье получу, сполна отдам. Ей Богу!
- Хороший был человек, - вздохнул еврей, успевший выручить свои деньги, и вытер нос полою своего лоснящегося лапсердака.
Когда вместе с деньгами Вере Филипповне подали подписной лист, она едва не упала в обморок, прочитав заявление деликатного доктора, и не упала только потому, что взрыв негодования, вылившийся в потоке бранных слов, помешал ей предаться этому несколько отвлеченному занятию. Она клеймила доктора, как могла; она обрушилась на его жену, детей, на всех его сродников и знакомых; слова, подвертывались сами собой. Никогда не была она так красноречива.
- Подумайте только, - говорила взволнованная и огорченная женщина смущенно слушавшей ее судейше, Анне Гавриловне. - Подумайте только: я потеряла мужа, мы лишились положения. Бог знает, что с нами будет, a он не хочет потерять какие-нибудь сто рублей! Да он их одними процентами с других выберет...
Судейша не знала, что на это сказать, и стала прощаться. Успокоившись, Вера Филипповна сочла деньги, посмотрела, кто сколько дал, выбранила протоиерея, подписавшего от своего избытка рубль, похвалила полицейского секретаря, подписавшего от своей скудости два, и, сделав в уме какую-то математическую выкладку, заперла деньги в комод.
На другой день были похороны. Лиза в траурном платье и новом шиньоне кричала, что надо сделать обед, что из уважения к отцу она не допустит хоронить его как-нибудь, и когда старик Гусев, приятель покойника, резонно возразил, что на чужие деньги затевать обеды неуместно, - Лиза горько заплакала, мысленно назвала своего собеседника старым попугаем и вышла из комнаты, сильно хлопнув дверью, чем несомненно доказала свое уважение к отцу.