- Ничего особенного... Болтают разные пустяки, - ответил небрежно Гвоздика.
- Мне сестра Marie пишет, что защитника мещан административно выслали, -сказала Мина Абрамовна, любившая иногда поговорить о внутренней политике.
- Т. е. не защитника, a ходатая, - поправил жену Петр Иванович.
- Ну, все равно!
- Чистейший вздор, - сказал решительно Гвоздика без всякого уважения к сообщившей это известие сестре Marie. Выслать не выслали, a пригрозили, чтобы не совался.
- Однако дело-то ведь не совсем чисто, - вдруг с жаром заговорил Петр Иванович, задетый тоном Гвоздики; даже, можно сказать, совсем не чистое... Хапову вон за меры кротости при усмирении Владимира повесили на грудь, a Дальберг пишет - они там теперь посредником - что для кротости нагайки и штыки были! - Горячо произнес Петр Иванович, оскорбленный за Владимира, который очутился на таком недостойном месте.
- Ерунда! - заметил решившийся все опровергать Гвоздика, стряхивая пепел с папиросы прямо на ковер, к великой досаде Петра Ивановича, который тотчас же подвинул к нему пепельницу, - штыки - положительный вздор. Это он вам писал?
- Да, то есть нет... я слышал стороной.
Впрочем, надо полагать, что Михаил Дмитриевич ничего этого не знал, - поспешил прибавить» Лупинский, смягчая свой неосторожно-вырвавшийся задор. Это, я полагаю, просто было чрезмерное усердие разошедшегося чиновника в чаянии награды.
- A хотя бы и знал! что же из этого? Так их и надо! Случись это у меня - я бы им показал, как против постановления присутствия бунтовать: у меня вот чего не угодно ли-с? И Гвоздика потряс кулаком над самой головой Шнабса.
- Так их и надо! - подтвердил с одушевлением маленький посредник и, отодвигаясь, подумал: - Черт его знает, как бы не треснул! - Завидный у вас кулак, Михаил Иванович, сказал он громко, словно любуясь Гвоздикой. - Эдакий кулак хоть кому! Ую именно, если Господь захочет кого вознести, так вознести - произнес он серьезно, внутренне смеясь своими серыми глазами.
Слово «кулак» тотчас напомнило «пану маршалку», что на Гвоздику есть жалоба: - A у вас, Михаил Иванович, в Волчьей волости опять что-то... Как мне являлись оттуда с жалобой... Вы бы, батенька поосторожнее, - заговорил он тоном начальственного увещания: - ведь чего доброго, опять пропишут...
- Пусть себе пишут. Я не читаю, да, и вам не больно советую, - сказал холодно Гвоздика, опять обходя пепельницу.
- Да ведь нельзя же! с неудовольствием в голосе проговорил Петр Иванович.
- Это уж, Петр Иванович, мое дело-с, и в участке хозяин я, - отчетливо произнес Гвоздика, барабаня по ручке кресла своими короткими пальцами с обкусанными ногтями.
- Да я не про то, - заговорил «пан маршалок», я вас не стесняю. - Гвоздика при этом насмешливо улыбнулся.
- Ты бы, душенька, велела принести нам водочки, - обратился Лунинский к поднявшейся с места жене.
- Закусить и выпить всегда можно! Так ли я говорю, Шнабс? - хлопнул его по плечу Гвоздика.
- Когда же, Михаил Иваныч, вы говорите не так? - произнес Шнабс.
- A на счет того, - продолжал Гвоздика, когда «пани маршалкова» со всеми признаками сильной досады вышла, - на счет жалоб, вы, Петр Иванович, не беспокойтесь, потому всех не переслушаешь, и у меня, например, такая система: пришел жаловаться - в шею; другой раз пришел - опять в шею и эдак систематически повести - поверьте, самого упрямого отучить можно.
- A по моему, если позволите мне сметь свое суждение иметь, так и того проще: принял жалобу да и под сукно! принял, да под сукно: они в надежде, a вы спокойны - и в шею давать не понадобится! - сказал, скромно опуская глаза, Шнабс.
- Молодец Шнабс! Слышите, Петр Иванович, как у них в Вятке?
После закуски, выпивший Гвоздика стал развязен, решительно как у себя в участке.
- Вы для чего приехали в Западный край? - неожиданно спросил он у «пана маршалка», заложив руки в свои зеленые карманы и смотря ему прямо в глаза.
- Как для чего? - переспросил озадаченный вопросом Лупинский - служить.
Гвоздика бесцеремонно захохотал. - Служить! а я приехал наживаться!
Петра Ивановича коробила эта сцена, но он всячески себя сдерживал, и только нервная улыбка выдавала его внутреннее раздражение.
- Право, Михаил Иванович, - начал дружески и совершенно задушевно Петр Иванович, воздвигаясь к Гвоздике, - право, я бы вам посоветовал быть осторожнее... Вон Гусев говорил, что в Тавлеевской волости вы отдали жиду стойковую пару за полторы тысячи в год, a в Барановской по 7 р. с двора на постройку правления собираете... Полторы тысячи, ведь это-с...
- A хоть бы три! - вдруг стукнул кулаком по столу Гвоздика, выведя на минуту звоном рюмок из пьяного забытья Шнабса, который открыл было глаза, блаженно улыбнулся, но тотчас же опять их закрыл.