Гостей разместили.
Все напряженное оживление сошло с напудренного лица «пани маршалковой», губы сжались, вместо улыбки выходила жалкая гримаса, и вся она, словно полиняла, как линяет от дождя и солнца дешевая материя. Стоило ли затевать майонез из рябчиков для исправника, который бы удовольствовался жареным гусем, для безмолвных супругов Буш - всегда пребывающих на диете, и для Шнабса с Гвоздикой? A членов из опеки можно было и просто покормить пирогом. Настроение хозяев сообщилось гостям: еще за карточным столом у мужчин все шло, как следует - они были за делом, но между дамами разговор решительно не взялся, Наконец, их усадили за карты; на руках хозяйки осталась только содержательница пансиона Квасовская, забывшая географию настолько, что лишь, по милости герцеговинскаго восстания, узнала, где Балканский полуостров, докторша Пшепрашинская и попадья; эти дамы объявили, что они «в деньги не играют» и образовали отдельный кружек, у стола, на диване. Вечер тянулся медленно и скучно, и только оживился, когда, в соседней комнате, к звону тарелок присоединился приятный и увлекательный звон рюмок.
Шнабс уже давно беспокойно двигался па стуле: в карты он играть не любил, потому что не любил проигрывать, a всякие разговоры на званном вечере считал пустяками. Он уже несколько раз порывался в соседнюю комнату; но каждый раз, как он брался за ручку двери, кто-то придерживал ее изнутри, и он опять уныло садился. Наконец, проскользнув, он уже был не в силах противиться искушению и, подсев к графину с водкой, с намерением освежиться, опорожнил его до дна. Когда Мина Абрамовна, по знаку мужа, пригласила посетителей закусить, и засидевшиеся гости проворно поднялись, с удовольствием расправляя свои онемевшие члены; когда Кузьма, войдя окончательно в роль метрдотеля, распахнув обе половинки дверей с такой яростью, что притиснутый к стене стул затрещал, a нервный Петр Иванович вздрогнул и поморщился, - тогда взорам публики представилась следующая картина: облокотившись на стол перед графином с водкой, сидел, поникнув головой, с блуждающей улыбкой на лице, посредник Шнабс. При виде пустого графина «пани», слегка вскрикнула и обратилась к мужу; поймав через головы гостей её отчаянный взгляд, Петр Иванович взглянул на стол, и все ему стадо понятно; протолкавшись вперед, он схватил графин, кого-то толкнул, извинимся, внутренне выругался и исчез в отворенную дверь. Когда он появился вновь, пропустив вперед Кузьму с высокоподнятым в руках блюдом, с которого свесился хвост какой-то большой рыбы - гости вздохнули свободнее. - Погоди ты у меня, негодяй! - мысленно говорил «пан маршалок», косясь на Шнабса, который безмятежно смотрел в пространство, словно недоумевая, где находится. - Погоди я тебя угощу, каналью. Пьян, шельма, как сапожник!., ведь говорил этому болвану Луке, чтобы не пускал... - Иван Андреич! - произнес он громко, обращаясь к Шнабсу, и желая вывести его из непривычного состояния полудремоты, - не угодно ли-с? - показал он рукой на установленный стол.
- He хотите ли сыру? - прибавила «пани», поправляя свои распустившиеся локоны.
Он поднял на нее свои пьяные, слегка подсмеивающиеся глаза и с лукавой усмешкой произнес: - сыру? мерси, тетенька, я уж закусил! Порадуйте ручку. - И он к ней потянулся.
Эффект этого глупого фарса превзошел ожидания даже самого Шнабса: Мина Абрамовна вспыхнула, потом побледнела, гости, улыбаясь, смотрели в тарелки, Петр Иванович привскочив, словно его укололи, a Гвоздика, потрепав Шнабса по плечу, весело проговорил: - Э, брат, да ты никак больше выпил, нежели закусил?
В 3-м часу утра гости стали расходиться. Хозяин каждого провожал до дверей и каждому с чувством жал руку.
- Ну, отличился! - говорил Шнабсу Гвоздика, возвращаясь с ним домой.
- Что же, я ничего... меня звали на именины - ну, и угощай... A тo, назовут гостей, да нарежут квадратиками сыру и икры... где это теперь видано? Водки всего один графин...
- Ну, это ты врешь! - строго остановил его Гвоздика, любивший иногда сказать правду, - всего было вдоволь.
- Положим, это я соврал, - беспрекословно согласился Шнабс. - A ведь старшина-то его, Михаил Иванович, поддели - вдруг заговорил он весело. - Поддел, Михаил Иванович...
- Ты почему знаешь? - живо обернулся к нему Гвоздика.
- Да уж знаю, на базаре писаря видел, так сказывал. Преподобный-то отче Петре полагал, что Михей ему расписку возвратит, a тот: «забыл, говорит, ваше благородие, не взыщите!» a участок-то к Кирхману перешел. Поди теперь, дожидайся.
- A ты ловко ее назвал «тетенькой-то», - сказал Гвоздика, довольный новостью.
Шнабс засмеялся. - Я ведь нарочно, чтобы мещанскую спесь-то эту сбить. Вы только, Михаил Иванович, вникните: «пани маршалкова», шлейфы, шиньоны, parle franqais и вдруг: «тетенька, пожалуйте ручку». Ведь, понимаете, он меня придушить бы готов за этакое нахальство, a тут excusez du peul сам водку подносит, a все потому, что шила в мешке не утаишь. Вот судейша, Анна Гавриловна, думает, что я это спроста, может даже спьяна, a я с умыслом, с заранее обдуманным намерением, как это там говорится у них на суде.