- Побег Лука, - ответила та, поспешно скрываясь.
Пока господина Скорлупского разыскали где-то за карточным столом, пока он рассчитывался, не торопясь, зная, что от него потребуется какая-нибудь услуга - следовательно, спешить нечего и, наконец, рассчитавшись, явился, - Петр Иванович перешарил, проклиная Татьяну Николаевну, целую кучу разнородных бумаг и ничего не нашел. Г. Скорлупский устроил это в одну минуту: они перемолвились двумя-тремя словами и, не успел находчивый секретарь скрыться за дверью, как в голове Петра Ивановича выросло совсем готовое письмо, и он самодовольно улыбнулся.
«М. Г., Татьяна Николаевна, - писал «пан маршалок»: - Напрасно изволили беспокоиться об участи мещанина Десятникова: я сейчас делал справку и оказалось, что еще в мае моею рукою в призывном списке записана ему льгота 1-го разряда, a с этой льготой на службу не берутся»! Восклицательный знак ей покажет, в какой она попала впросак. Молодец этот Скорлупский! надо будет ему того... - «Почему-же, - продолжал писать «пан маршалок», - Десятников не звал об этом раньше и даже не явился полюбопытствовать о сем по вызову в присутствие 1-го ноября - Аллах его ведает (И Аллах весьма кстати подвернулся, с удовольствием подумал «пан маршалок»). «Когда же присутствие приступит к метанию жеребьев, - снова писал он, - то уже не имеет права принимать никаких жалоб на неправильное определение льгот: об этом было даже из министерства внутренних дел подтверждение: Вот почему Десятникову было отказано принять во внимание метрику».
- Ну вот видишь! - сказал, прочитав письмо Лупинского, только что возвратившийся из уезда Орлов, - ему дана льгота первого разряда, так чего же ты?
- Да на что ему льгота, когда его не должны были принимать вовсе! И про льготу врут: Платон Антонович мне говорил, что в мае и списки-то еще не были составлены, a он своею рукою льготу написал! Ведь это подлог... Ах, какой негодяй! a я так отстаивала его...
- Но если Десятникову дадут льготу, беда ей велика...
- И ты тоже! Никто не хочет понять... Сделали ошибку и прячутся за какое-то распоряжение... Да ты пойми, что не будь этой случайности семейного положения, его бы взяли, скрутили.
- Теперь уж не крутят, - сказал с улыбкой Орлов, стараясь успокоить жену.
- Она опять прочла письмо: «Напрасно извинили беспокоиться...». Нет, я ему докажу, что беспокоилась не напрасно!
- И охота тебе заводить эту полемику...
Да ты посмотри, мужик-то какой... Ты только подумай, до чего их довели, как приучили всем давать и платить: ну, что я для него сделала? - разве что в шею лишний раз вытолкала, a он счел своим долгом притащить мне вчера десяток яиц, и я никакими резонами не могла его убедить, что мне яйца не нужны и не могла принудить взять за них деньги!
- Ну, вот только этого и не доставало, чтобы ты за набор взятку получила...
- Ах, не смейся! ей Богу, я этим Корнейчиком просто больна, a сколько их теперь таких!..
- Ну, a Зыков что?
- Ничего: им всем не до того, - сказала Татьяна Николаевна и отвернулась.
- Вот уж и плакать готова... Куда тебе за кого-нибудь заступаться и что-нибудь отстаивать с этими вашими глупыми нервами?
- A все-таки попробую, - ответила она, утирая слезы, и, взяв письмо Лупинского, пошла в свою комнату.
XIV.
Вскоре после истории с Десятниковым и протеста Зыкова, напряжение городского общества достигло высшей степени. Все ждали какого-нибудь скандала, и скандал не замедлил разразиться. 16-го числа было назначено заседание присутствия, первое после официального заявления Зыкова о его несолидарности с членами присутствия. Часы пробили десять; две приемные комнаты были битком набиты евреями, ожидавшими осмотра; здесь же толпились их родственники, депутаты, знакомые родственников и депутатов - и праздная толпа любопытных. Трескучий жаргон израильского племени раздавался на дворе, в сенях у входных дверей на лестнице. «Пан маршалок», в мундире с орденами, разговаривал у присутственного стола с исправником и доктором Пшепрашинским. Платон Антонович, закутанный шарфом и изредка покашливающий, стоял у печки, держа руки за спиной, и с таким видом, который ясно говорил, что он не хочет ничего ви видеть, вы слышать и, если нужно, готов даже закрыть глаза и заткнуть уши. Посредник Гвоздика побежал выпить.
Когда Петр Иванович надевал мундир с орденами, он чувствовал себя поднятым на несколько ступенек выше; он тогда легче дышал, свободнее двигался, громче говорил.