- Ну, и что-ж вы? - спросил Шольц, опасаясь со стороны Зыкова какой-нибудь юридической опрометчивости.
- Разумеется просил занести в протокол и обо всем донесу.
- A протокол подписали?
- У нас их обыкновенно после подписывают...
- Ну, и поздравляю! - засмеялся Шольц. - Смотрите, как бы не написали, чего и не было вовсе!
- Ну, вот еще! вы вечно так... Как же это можно, когда рапортом донес?
- Им все можно...
A десять дней спустя, получив почту и с бумагой в руках, Зыков кричал Шольцу, поймав его на улице: - Вот, батюшка, подлецы-то! все, как один человек, отреклись: знать не знаем, ведать не ведаем!
- A что? я вам говорил? - воскликнул Шольц, невольно радуясь своей собственной дальновидности.
- Нет, да вы послушайте, что вышло-то! - И тут же на улице Зыков рассказал, что за запрос сверху, о заседании 16-го числа, все присутствие показало, что, вопреки жалобе ротмистра, председатель голоса не возвышал, молчать Зыкова не заставлял, о раздоре ничего не говорил, a напротив, кричал и шумел один ротмистр Зыков.
- Ну, a как же Платон-философ? он, помните, у Орловых во всем вас подтвердил?,..
- Сделал маленькую оговорочку: «что мол слово «раздор» хотя и было произнесено, но не за присутственным столом». Вот, батюшка, полюбуйтесь на человека; берет на душу грех совершенно платонически, не получая ни гроша.
- Ради принципа: с волками жить - по волчьи выть, - сказал Шольц и, расставшись с Зыковым, направился в острог.
XV.
Борьба между Лупинским и ротмистром становилась с каждым днем все ожесточеннее и ожесточеннее: они ловили, подстрекали друг друга на каждом шагу, и трудно было сказать, на чьей стороне окажется победа. Несмотря на все видимое превосходство Лупинского, его увертливость, знание статей, несмотря на уверенность в поддержке снизу и сверху, ему недоставало той нравственной независимости, при которой можно смело смотреть веем в глаза: зная за собой разные грешки, он терялся от каждой неожиданности. После всякого заседания рекрутского присутствия у него пропадал и сон, и аппетит. Напротив, Зыков спал, как убитый, и если горячился, шумел и кричал, то это его освежало, как холодная ванна в жаркий день, «Пан маршалок», неуязвимей на почве канцелярских утонченностей, пропитанный насквозь статьями, больше всего надеялся на закон. Зыков надеялся на Бога и на вдохновение.
- Только бы Бог помог поймать на месте преступления, a там я обойдусь и без прокурора. - И Бог ему помог.
В один из самых морозных январских дней было заседание благотворительного общества в квартире Орловых. Из членов, отличавшихся, вообще, аккуратностью, недоставало Лупинекого, отправившегося «устраивать быт сельского духовенства», как объявил судья Иван Тихонович, - и Шольца, который накануне заболел. Когда заседание было закрыто и хозяйка перешла к председательству за чайным столом, разговор тотчас же перешел на текущие события, между которыми самым главным был, конечно, набор. За столом, кроме хозяев, сидели - судья Иван Тихонович, Платон Антонович и директор гимназии Соснович. Все трое были люди с самыми консервативными началами и благонадежности примерной.
Разговор еще тянулся все на туже тему, как, вне себя от волнения, весь сияя и ликуя, появился Зыков. Он еще из передней закричал:
- Поймал, поймал! Вот вам, Татьяна Николаевна, и доказательство в руках! Помните вы говopили... С поличным поймал, спросите хоть у прокурора.
- Кого поймали? Где? - с испугом спросил директор, хватаясь за карман.
He беспокойтесь: у вас все цело! - ответил Зыков, обходя стол и здороваясь. - Да, батюшка, была игра, могу сказать! - продолжал он, усевшись и принимая из рук Егора Дмитриевича стакан чая.
- Вероятно какого-нибудь еврея поймали? - спросила Татьяна Николаевна.
- Еврея? Что евреи! - махнул Зыков рукой: - самого «пана маршалка» поймали, да ведь как? с поличным, в торжественной обстановке... Тут уж спрятаться не за кого: самому придется отвечать, да и не как-нибудь, a по пунктам, - говорил Зыков, торопясь и никому не давая вставить слово.
- Да-с ему теперь можно пропеть песенку блаженной памяти Василия Кирилловича Тредьяковскаго... так он, кажется, назывался то? - обратился он к директору: - «Ходит птичка весело по тропинке бедствий, не предвидя от сего никаких последствий»...