- Нет, именно на училище! Бесподобная штука! - воскликнул развязно отец протоиерей и, вскинув широкими рукавами своей рясы couleur eveque, налил себе рюмку лафита. - Так и скажем!
- И это совершенно верно, - сказал без всякого смущения Петр Иванович: - школьное дело было мне всегда близко, и отцу Илье, как законоучителю, известны все мои пожертвования.
- Готов засвидетельствовать перед лицом всего мира, - сказал растроганный протоиерей, опоражнивая свою рюмку, и почувствовав, что у него навертываются беспричинные слезы, он стал прощаться.
Лупинский проводил его до самого крыльца и там еще раз крепко пожал руку. И отец протоиерей был так тронут вежливостью «пана маршалка», его завтраком и лафитом, - что тут же, на последней ступеньке крыльца, окончательно решился принять на свою душу не только все мнимые пожертвования Петра Ивановича на школы существующие, но даже и такие, которые, подобно школе в Сельниках, существовали только в воображении этих почтенных людей.
Проводив гостей, Петр Иванович повеселел. Но он окончательно успокоился лишь тогда, когда узнал, что к ротмистру Зыкову являлся на днях сельский староста той деревни, откуда был доставлен овес, и от имени общества заявил, «что мужички, мол, тогда сдуру про овес сболтнули, a «пан маршалок» не то, что овсом или там дровами - зерном не попользовался за все свои милости».
- Я выслушал этого Иуду, - рассказывал потом негодующий Зыков Орловым, - и признаюсь, от души таки спустил его с лестницы. He мог выдержать! Ведь, подлец, своих продал, да еще небось и сребреников не взял, так, из одного страха рабского!
- Боже мой! до чего довел! - сказала Татьяна Николаевна.
- Нет, вы скажите, до чего сами дошли разбойники! - И Зыков энергически погрозил» кулаком в пространство.
A вечером, Колобов сообщил Егору Дмитриевичу, что «пан маршалок» подал на Зыкова за клевету жалобу, копию с которой обещал, с помощью старика Гусева, достать и принести Орловым.
В городе началось уголовное дело.
ХVII.
Петру Ивановичу Лупинскому решительно в последнее время не везло: не успел он направить, как следует, дел с овсом привлечением под суд ротмистра Зыкова, как в «Недельном Обозрении» газет, где некогда описывалась история сосновского бунта, появилась корреспонденция о наборе.
Во всем городе только двое получали «Недельное Обозрение» и номер читался на расхват, корреспонденцию многие даже списывали; и услужливому Ивану Тихоновичу только к вечеру, через посредство нескольких лиц, удалось отправить зачитанный номер к Лупинскому.
Петр Иванович, слышавший от Гусева, «что в газетах что-то есть», томительно желал знать, что именно напечатано, но, соблюдая этикет, показывал, что вовсе этим вздором не интересуется; но он им интересовался до такой степени, что готов был отдать Бог знает что, лишь бы ускорить минуту чтения. Наконец, эта минута настала: завидев судейского сторожа с бумагой в руках, «пан маршалок», едва владея собой и позабыв все свое достоинство, выбежал на крыльцо.
- Давай сюда, давай! - закричал он, недослушав передаваемого ему приветствия. И, схватив бумагу, почти выскочил из передней.
Когда он развернул листок, у него дрожали руки и строчки прыгали перед глазами; сразу он даже не понял всего, но зато, когда понял - негодованию его не било границ. Он даже развязал галстук, чувствуя, что его душит. Он бросился к жене и, столкнувшись в дверях с изумленной француженкой, даже не извинился, вопреки своей обычной вежливости.
- Душенька! - крикнул он не своим голосом Мине Абрамовне, совещавшейся с портным Беркой на счет какого-то фасона, - душенька! поди-ка сюда.
- Что такое? - прибежала она встревоженная его голосом, застегиваясь на ходу, - Что с тобой? - И увидев в руках мужа газету, воскликнула, всплеснув руками: - опять про клепку?
- У тебя как засела в голову клепка, так ее оттуда ничем не выбьешь! - с сердцем сказал Петр Иванович. - На, прочти, полюбуйся, как твоя приятельница нас отделала!.. - И он ей сунул газету, указав пальцем на корреспонденцию.
«Пани маршалкова» читала по-русски плохо, вдобавок была близорука и, взяв газету, долго беззвучно шевелила губами. Петр Иванович был в таком волнении, что его все сердило: он то вставал, то опять садился.
- Ну что же, прочла наконец? - спросил он, становясь перед женой и протягивая руку к газете.
- Она прочла, но, желая успокоить мужа, по своему обыкновению, только раздражила его.
- Да тут ничего такого нет, нерешительно сказала она, - о взятках не говорится ни слова.