- Закон обставлен формальностями, которые нельзя безнаказанно нарушать, - сказал судья, Натан Петрович, присоединяясь к прокурору.
Но Зыков, находящийся теперь в моменте своего поднятия, не мог проникнуться такими доводами: - Закон! - усмехнулся он. - Нынче все сваливают на закон, как прежде сваливали на лукавого... Да что тут толковать! я вам докажу примером, или лучше сказать, анекдотом...
У вас, ведь, все анекдоты! с неудовольствием заметил прокурор.
- A вы думаете у вас их нет? - спросил Зыков. - Да вся служба-то ваша один бесконечный анекдот; только и серьезного, что 20-е число.
- Нет, уж это слишком! - воскликнул Шольц, вставая и отходя от только-что усевшегося Зыкова.
- Да в чем же дело, господа? - спросила Татьяна Николаевна, разговаривавшая у окна с Колобовым.
- A вот в чем, - начал Зыков, откашливаясь и приступая к рассказу: - всем вам, господа, известно, что мы, среди улицы и среди бела дня, поймали Лупинского с дровами, т. е. с овсом, поправился он. - При пяти свидетелях, десять человек крестьян, перед образом, показали, что привезли овес даром за какую-то копию. Прокурор, вот этот самый, все ихние слова слышал, собственноручно записал, скрепил - и что же? Оказывается, что ничего этого не было, ничто ничего не говорил, никто ничего не слыхал... Мираж какой-то и только!
- Я этого не говорю, - сказал сердито Шольц.
- Человек пойман с поличным, как у них там говорится, уличен в вымогательстве - и, в заключение, я же могу отвечать за распространение слухов, помрачающих честь известного мошенника... Что же это за закон, что же это за судьи, которые правды от лжи отличить не могут?
- Да вы поймите, - заговорил, начиная горячиться, Шольц, - что все ваши десять мужиков откажутся от своих слов, отопрутся...
- A вы то на что? Ведь, надеюсь, вы не откажетесь, не отопретесь, как мужики?
- Да что вы меня все суете?
- A куда же я вас дену? Вы прокурор, вы страж закона - как же вы откажетесь от свидетельства собственных ушей? Как откажутся солдаты от того, что видели и слышали?
- Солдаты вам подчинены, - возразил Натан Петрович, - можно допустить, что они покажут все, что вам угодно?..
- A почему же, в таком случае, не допустить, по аналогии, что крестьяне, будучи подчинены Лупинскому, отказываются от своих слов из опасения разных репрессивных мер? - сказал Егор Дмитрич.
- Да, почему этого не допустить? - обрадовался новому аргументу Зыков, обращаясь к прокурору. - Ну, хорошо: пусть солдаты подчинены мне, крестьяне Лупинскому, пусть это для них законная причина врать, но ведь вы-то, Густав Андреевич, не подчинены, слава Богу, ни мне, ни ему - так почему же ваше показание ничего не значит?
- Да говорят же вам, что они могут отречься, под присягой, на следствии показать, что ничего не говорили, что ничего этого не было...
- Стало, выходит, что мы с вами все это выдумали?
- Стало, что так.
- В таком случае знаете что? - сказал Зыков. внезапно утихая: - напрасно я вас, батюшка, тогда потревожил, лежали бы себе на диване с своей мигренью, все то же было бы...
- Я вам тогда же говорил, что из этого может ничего не выйти.
- Да из чего же у вас что-нибудь выходит? ведь поймали, уличили?
- Нет, еще не уличили, - сказал судья.
- Поймали, уличили, - настойчиво повторил Зыков, - и все-таки ничего не выйдет, удивительно!..
- Ничего нет удивительного, кабы вы знали получше судебные уставы...
- И горжусь тем, что не знаю, по крайней мере, могу отличить честного человека от негодяя, a вы с своими уставами скоро до того дойдете... .
- Послушайте, господа, - сказал Егор Дмитриевич, - мне кажется, что вы совершенно понапрасну горячитесь: отрекутся крестьяне от своих слов или нет - это нисколько не изменит того обстоятельства, что Лупинский получил овес в виде взятки.
- Каким же образом, - спросили одновременно, судья и прокурор.
- Да ведь вы помните, что он говорит в своей жалобе?
- На, вот прочти! - сказала Татьяна Николаевна, подавая мужу исписанный листок.
- Однако, вы запаслись важным документом, - сказал, с своею тонкой улыбкой на губах, Натан Петрович.
- По милости Петра Дмитриевича и вероломства Гусева...
- Вот, господа, обратите внимание... - И Егор Дмитриевич явственно прочел: «Крестьяне сельского общества, считая себя обязанными мне за благополучный для них исход дела о наделении их землею, разновременно, против моего желания, привозили мне овес; от получения денег хотя и отказывались, но всегда принимали в том размере, в каком сами оценили овес. Так было и в последний раз, когда крестьяне, от водки ротмистра Зыкова, a еще больше от его громкого голоса - совсем одурели и говорили то, что он приказывал»...