Петру Ивановичу только этого и было надо; он потому так много и запросил, чтобы было с чего сбавить. Получив ответ губернатора, «пан маршалок» счел себя совершенно омытым, будто принял крещение, и снова почувствовал себя способным на всякие предприятия. Сообщив в местный листок «о полученном от всех сословий адресе», он тотчас поднял голову и энергически принялся за oпeкунские имения, которые было, несколько распустил, в виду своего тревожного состояния.
Спровадив Зыкова, Петр Иванович сказал: - одним врагом меньше! и расправил свои крылья. Шольц говорил, что ему чертовски везло - и «пану маршалку», действительно, везло: чуть начинал приподниматься занавес и издали показывались несомненные улики, как чья-то заботливая рука его мгновенно задергивала и все заволакивалось туманом. Шольц выходил из себя; но неутомимый Колобов снова наводил его на «следы». Обходя всевидящее око Акулы, они рылись в полицейских бумагах, откапывали самые компрометирующие документы; улики росли; над Лупинским скоплялась душная атмосфера уголовщины, сверху разрешалось начать преследование, Шольц торжествовал, Колобов кричал! - поймали! теперь не уйдет! a он уходил из-под рук, из-под улик, изворачивался, возражал, путал других, никогда не путался сам, и Шольц становился в тупик, a Колобов приходил в отчаяние... И прокурору нельзя было не стать в тупик: все злоупотребления по воинской повинности и по опеке, по волостям и по острогу были, по-видимому, до такой степени легальны, до того тонки и перепутаны, до того находились в связи с разными циркулярами и инструкциями, которые в свою очередь добавлялись беспрестанно разными объяснениями, служа поводом к новым вопросам и недоразумениям, что преследовать их было почти невозможно, не разобравшись хорошенько во всей этой путанице. Это был клубок, в котором никак нельзя было найти настоящего конца: попадались беспрестанно обрывки, запутывавшие еще больше, но настоящий конец не давался в руки никаким образом.
Шольц чувствовал себя утомленным и, подобно Зыкову, желал по временам уйти, отдохнуть и со всем этим развязаться. Орлова была терпеливее всех, может потому, что ей приходилось смотреть со стороны; она возлагала большие надежды на следствие по своему делу и ждала от суда разоблачения всей этой путаницы, Она подходила к этому событию своей жизни с легкомыслием, которое решительно всеми осуждалось и, благодаря незнанию законов, ничего не боялась. Когда ей говорили о необходимости взять защитника, она, смеясь, уверяла, что справится сама и иго прежнему была убеждена, что все это кончится «так». И вдруг все действительно кончилось «так»: в один из почтовых дней, в полицейском управлении была получена бумага такого содержания: «Имею честь поручить N - скому полицейскому управлению объявить проживающей в городе N жене надворного советника Орловой, что за прекращением дела, по определению С. Петербургской судебной палаты, состоявшемуся тогда-то, по обвинению её в оскорблении в печати состава N - ского по воинской повинности присутствия, она освобождается от подписки о неотлучке из местожительства, данной ею 13-го июля прошлого года». Прокурор палаты Линц.
Редактор «Недельного Обозрения» и ротмистр Зыков были освобождены от всякого преследования еще раньше, к великому негодованию «пана маршалка», который находил, что судебная палата не имела никакого права так поступить.
- После этого можно все-с, решительно все-с! - говорил они в волнении, искусно разыгранном, и собирался жаловаться на палату.
- He говорил ли я, что у мошенников, как у пьяниц, есть свой собственный Бог! - воскликнул Шольц, прибежавший поздравить Орлову с этим благополучным исходом.
- И вы находите, что это - благополучный исход?
- Да как же неблагополучный? ведь занавес-то опять опустили и уж теперь окончательно, и приподнять нельзя! ведь его бы, мошенника, на всю Россию прославили, пальцем бы стали указывать, a теперь, благодаря решению палаты, опять вынырнул...
- A помните, вы со мной спорили, когда я говорила, что все кончится так? Вы смеялись над моим невежеством, a я оказалась догадливее всех.
- Шольц пожал плечами. - Первый случай во всей судебной практике... Однако, какова ему пощечина после всех его криков о Сибири и об остроге? ведь он вас чуть на каторгу не сослал...