И если честно, меня больше пугали люди, а не вещи.
Добравшись до нашего отвода, я отжала решетку и выбралась наружу. Потом задала взбучку своей прическе — никак она не хотела вести себя как полагается. Волосы, глаза, прямой нос и цвет кожи я унаследовала от своих предков, испанцев и индейцев, с отцовской стороны. И хотя мои черные волосы всегда коротко острижены, ведут они себя отвратительно.
— Привет, Папа, — сказала я, входя в нашу квартиру. — Я опоздала?
В гостиной царил самый настоящий кавардак. Книги и бумаги кучей валялись на полу, мебель была сдвинута в угол. Квартира наша обычно имела вполне жилой вид, но сейчас она выглядела как после погрома.
Папа сортировал книги, сидя на стуле. Папу зовут Майлс Хаверо, он небольшого роста, среднего возраста, на его лице обычно сложно что-нибудь прочесть, но все говорят, что у него очень трезвый ум. Папино главное занятие — математика, хотя уже много лет он заседает в Совете Корабля и имеет большой опыт по этой части. В этой квартире мы с ним живем с тех пор, как в девять лет я покинула интернат.
Папа вопросительно глянул на меня.
— Что с тобой случилось? — спросил он.
— Я не хотела опаздывать.
— Я не это имею в виду, — пояснил Папа. — Что с твоей одеждой?
Я опустила голову. На мне были белая рубашка и желтые шорты, спереди все в полосах пыли и грязи.
Корабль — такое место, где почти невозможно испачкаться. Прежде всего, земля во дворах Куодов — это не настоящая почва и трава, а искусственное покрытие, изготовленное на основе молотого фибропласта. Когда один квадрат покрытия изнашивается, его отдирают и кладут новый, точно так же, как ремонтируют пол у вас в гостиной. Единственное место, где есть грязь, в любом количестве, это Третий Уровень. Там, собственно, ничего, кроме нее, и нет. Конечно, немного пыли разносится по всему Кораблю, но в конце концов она всасывается в коллекторы воздуховодов и продувается к Инженерам, на Первый Уровень, где ее используют для подкормки Конвертеров, которые производят тепло и энергию. Короче, вам ясно, что на Корабле у вас немного шансов вывозиться в грязи.
Однажды я спросила у Папы, почему конструкторы не создали систему, которая удерживала бы грязь в единственном месте ее возникновения — на Третьем Уровне, — тогда не пришлось бы очищать весь Корабль. Сделать такую систему несложно.
Папа ответил вопросом на вопрос:
— Ты ведь знаешь, для чего был построен Корабль?
— Да, — сказала я. — Это все знают. Он был построен, чтобы везти грязеедов основывать колонии.
Я, кстати, не зову колонистов так в присутствии Папы. Может показаться странным, но он не любит этого слова.
Папа пустился в объяснения. Грязееды — то есть колонисты — грузились в жуткой тесноте. Они были не слишком чистоплотными людьми — попробуйте заставить регулярно мыться среднего крестьянина — но в любом случае люди, теснящиеся в замкнутом пространстве, будут потеть и от них будет вонять. Главным образом по этой причине Корабль и был построен с очень эффективной системой очистки и распределения воздуха. Теперь, когда он используется для совершенно иной цели, такая система больше не нужна, это верно, но Папа добавил, что мое предложение не совсем продумано.
— Но почему тогда Совет ничего не принимает? — спросила я.
— Подумай сама, Миа, — ответил Папа. Он всегда старался, чтобы я думала сама прежде, чем искать ответы на свои вопросы в справочнике или приставать к нему.
Потом я поняла. Действительно, глупо разрушать нынешнюю сложную систему воздуховодов, работающую надежно и без особых затрат, и заменять ее другой системой, единственным достоинством которой будет простота.
Выгода здесь сомнительна.
Я встряхнула рубашку, и большая часть пыли отправилась своей дорогой. — Я шла коротким путем.
Папа кивнул с отсутствующим видом и ничего не сказал.
Его невозможно понять. Однажды меня отвели в сторонку и стали усиленно выяснять: как Папа собирается голосовать в Совете по какому-то вопросу? Это были не особенно симпатичные люди, и, вместо того, чтобы вежливо объяснить им, что я не имею ни малейшего представления, я им тогда наврала. Очень трудно догадаться, о чем думает Папа. Он сам должен сказать мне, что у него на уме.
Он отложил книгу, которую листал, и сказал неожиданно:
— Миа, у меня есть для тебя добрые вести. Мы переезжаем.
Я завопила и бросилась ему на шею. Эту новость мне давно хотелось услышать. Несмотря на то, что на Корабле было множество пустых квартир, мы теснились в старой. Почему-то после того, как я из интерната перебралась к Папе, мы так и не собрались поменять его маленькую квартирку на большую. Слишком были заняты жизнью. Но чего я терпеть не могла, когда жила в интернате, так это дефицит свободного пространства. В интернате считают, что за тобой нужно следить в оба глаза — всегда и везде; переезд же означал, что у меня теперь будет собственная комната. Своя большая комната. Это Папа обещал мне давно.
— Ой, Папа! — воскликнула я. — А в какую квартиру мы поедем?
Население Корабля сейчас составляет примерно тридцать тысяч человек. Когда-то Корабль перевозил раз в тридцать больше, плюс груз, и я до сих пор не понимаю, как здесь могло разместиться столько людей. И хотя мы с тех пор расселились пошире, заполнив некоторое добавочное пространство, пустующие квартиры есть во всех Куодах. Если бы мы с Папой захотели, то могли бы переехать в соседнюю.
И тут Папа сказал так, словно это не имело ровно никакого значения:
— Это огромная квартира в Гео-Куоде…
И от моего ликования ничего не осталось.
Я резко отвернулась, почувствовав головокружение, потом села. Пол уходил из-под ног. Папа не просто хотел, чтобы я покинула дом. Он хотел лишить меня той ненадежной устойчивости быта, которую я создала для себя. До девяти лет у меня не было ничего, а теперь Папа хотел, чтобы я бросила все, что с тех пор сумела построить.
Даже сейчас мне нелегко вспоминать. Не будь это так важно, я перескочила бы через этот эпизод, не удостоив его и словом. Мне было очень одиноко в девять лет — я жила в интернате, под присмотром, с четырнадцатью другими детьми, выслушивала нотации о том, что можно и чего нельзя, видела, как сменяет друг друга целая череда воспитательниц, и чувствовала себя всеми покинутой. Так продолжалось почти пять лет, и наконец настал момент, когда я уже была не в силах там находиться. Я сбежала. Села в челнок — не помню сейчас, как я узнала, куда мне ехать, — и отправилась на встречу с Папой. Всю дорогу я представляла, что я скажу ему и что скажет он, переволновалась, и в конце концов, когда мы встретились, я могла только плакать и икать, не в силах остановиться.
— Что случилось? — спрашивал Папа, тщетно пытаясь добиться от меня ответа. Он достал платок, вытер мне лицо, но лишь с большим трудом сумел меня успокоить и выяснить, что же я хочу ему сказать. На это потребовалось немало времени.
— Я страшно огорчен, Миа, — серьезно сказал он. — Я совершенно не понимал, что происходит. Мне казалось, что в интернате с другими детьми тебе должно быть лучше, чем жить здесь со мной одной.
— Нет, — отвечала я. — Я хочу жить с тобой, Папа.
На секунду он задумался, затем слегка кивнул и сказал:
— Ладно. Я позвоню в интернат, предупрежу, чтобы они не волновались. А то подумают, что ты потерялась.
Альфинг-Куод стал тогда одной из самых надежных основ в моей жизни. Нельзя рассчитывать на интернат или на воспитательницу, но на Куод или на отца рассчитывать можно наверняка. И вот теперь Папа хотел, чтобы мы покинули одну из моих опор. А Гео-Куод находился даже не на Четвертом Уровне. Он был на Пятом.
Корабль разделен на пять уровней. Первый Уровень в основном занят техническими службами — Инженерная, Спасательные средства, Конвертеры, Двигатель и прочее. Второй — Администрация. На Третьем — почва и холмы, настоящие деревья и трава, песок, животные и растения, — там нас, ребят, готовят перед тем, как выбросить на планету на Испытание. Четвертый и Пятый Уровни — обитаемые, и Пятый — самый последний. Все наши ребята знали, что если ты живешь на Пятом Уровне, то ты немногим лучше грязееда, ты — не совсем человек…