Затем мистер Писарро и Ригги прорубили окна. Сделав по два пропила для каждого окна, они просто выбили ненужные части бревен. Лазить внутрь и обратно сразу стало легче, и это было очень кстати, потому что устанавливать бревна на место становилось все труднее. Теперь стены ставили трое мальчиков, мистер Писарро и плюс я, когда у Хуаниты не хватало для меня глины и мха.
Уложив еще два ряда бревен, мальчики тем же способом, что и окна, прорубили дверь, и хижина вдруг перестала быть тесной коробочкой. Все ребята уже вернулись из леса, и мы с Хуанитой проделали еще один, последний, рейс за глиной. Потом все разом поднажали, и наружная обмазка была закончена. Работали мы весело, и под конец просто кидались глиной друг в друга. Большим комом я попала Джимми по спине, он отплатил мне тем же, и надо было видеть, как пятнадцать человек носились сломя голову, швыряясь глиной, а мистер Писарро с ухмылкой стоял в сторонке.
Когда наши запасы глины иссякли, он осведомился:
— И что вы теперь собираетесь делать? Ведь у вас только одна смена одежды.
Посмотрев на реку, Джимми выставил указательный палец.
— Мы собираемся вон туда!
Он понесся к реке и прямо в одежде, пробежав по мелководью, нырнул в глубину.
В тот же миг я скинула обувь, вытащила из-за пазухи свой блокнот и побежала следом. Вода была чистая и холодная, течение не быстрое, и плавать в реке было одно удовольствие. На этот раз я чувствовала себя совсем иначе, чем некогда на Грайнау. Хоть ситуация была похожа — я купалась в открытом водоеме планеты, но ощущения — день и ночь… Мы плескались, крича и визжа, вздымая тучи брызг в лучах клонящегося к закату солнца, — развлекались, так сказать, старомодно, и очень скоро к нам присоединились ребята из группы мистера Марешаля, которые, хоть и были покрыты не глиной, а грязью и опилками, поняли нас сразу, лишь только увидели, что мы делаем. В воде мы бултыхались, пока нас не позвали.
Мистер Марешаль и мистер Писарро согласились сделать уступку добрым традициям цивилизации, и чтобы побыстрее высушить одежду, мы отнесли ее на разведкорабль. В остальном наш уик-энд доставил бы искреннее удовольствие сэру Генри Торо,[6] который, я убеждена, был вполне милым дядюшкой, спутавшим каникулы в деревне с реальной жизнью.
Поев и переодевшись в чистое, ощущая приятное тепло и приятную же усталость, я прогулялась с Джимми до другой хижины. Она была готова настолько же, насколько и наша — то есть стены стояли, щели были замазаны, дверь и окна прорублены, но выглядела она странно. Одна из длинных стен была выше другой, и это придавало всей постройке какой-то незаконченный вид, словно хижина была горбатой.
У нас имелись надувные палатки, которые в сложенном виде помещались в карман, но мы не стали их разбивать. Раскатав вокруг костра спальные мешки, мы рискнули улечься спать под открытым небом.
Жребий выпал и на меня — я оказалась в числе тех ребят, которые должны были дежурить ночью. Но мне повезло: мне достался второй час охраны, и, сменив Гершковича и побродив часок вокруг лагеря, не увидев ничего, кроме засыпающих ребят, я разбудила Вишну Матура, а сама отправилась спать.
На рассвете небо было серым, холодным, над головой нависли тучи. Но затем облака стали рассеиваться, распадаясь на белые клочья, разбегаться в стороны, и небо снова озарилось ярким солнцем.
Довольно быстро мы подогнали ставни и дверь, уложили коньковые бревна для двускатной крыши. И вдруг кто-то, посмотрев на соседнюю хижину, застыл, обнаружив, что марешальцы настилают плоскую односкатную крышу — с высокой стороны на более низкую.
— Так не честно! — закричала я. — Вы строите сарай, а не хижину!
— Хо-хо! Тем хуже для вас! — откликнулась Вени. Мы загикали.
На подогнанные доски мы положили ветки, днем раньше собранные Ригги и Соней. Так получилась крыша. Я внутри хижины помогала укладывать пол. Доски клались полукруглой стороной вниз ребро к ребру, чтобы пол получился без щелей. Будь у нас время, мы бы сделали плоские стороны досок гладкими. Но времени как раз не было. Так что по этому полу я не советовала бы ходить босиком, если, конечно, у вас нет страстной любви к занозам. Но все же это был добротный, сплошной пол. Джимми на крыше укладывал доски, забивал мхом щели, стелил ветки. Немного мха провалилось внутрь, но скоро крыша совсем закрылась и стала выглядеть ничуть не хуже, чем наш пол. Группе мистера Марешаля мы явно проиграли: она закончила работу почти на час раньше. Марешальцы даже успели нас подразнить. Но все же мы успели закончить работу до полудня. Потом я и еще несколько любопытных ребят интереса ради сравнили постройки, и я честно, то есть объективно должна сказать, что предпочла бы нашу хижину их сараю. Наша была сработана лучше. После обеда мы отдыхали, бродя по окрестностям, а потом снова искупались, но на сей раз уже в купальниках, а не в одежде. А затем я снова достала свой блокнот и сделала еще несколько заметок по этике. Тема была легкой: философия силы.
По существу, философия силы утверждает, что следует делать все, что можно сделать безнаказанно. Вот если тебя наказывают, тогда ты не прав. Но только в этом случае.
Спорить тут не о чем. Это замкнутая на себя система, логически самосогласующаяся. Она не обращается ни к какому внешнему авторитету и не спотыкается о собственные определения. Но мне она не нравится. Хоты бы потому, что не подразумевает никакой разницы между «хорошим» и «лучшим», естественно, в этическом плане. Важнее, однако, другое: сторонники философии силы напирают именно на принцип безнаказанности, результаты действий для них совершенно не важны. А это, извините, философия срывающего злость двухлетнего ребенка.
Ту ночь мы провели в хижине, заперев дверь на засов и испытывая жуткое довольство собой от того, что ночуем в доме собственной постройки. Могу еще добавить, что пол оказался гораздо тверже почвы, хотя, может быть, я просто не так устала в этот день.
Утро было туманное, и потом, когда туман поднялся, серые облака по-прежнему висели низко над головой. Мы объединились в одну группу во главе с мистером Марешалем. Мистер Писарро шел позади и нес канаты. Если смотреть в сторону реки, наша хижина была слева, а сарай — справа; мы ходили за бревнами вверх по реке, а марешальцы — вниз. И сейчас, все вместе, мы шли вниз по течению, давно уже миновав то место, где следы волокуш марешальцев отворачивали от реки по склону холма; позади остался и плавный речной изгиб; обе постройки скрылись за поворотом. День был пасмурный, но настроение бодрое, и наша шестерка вновь сбилась в тесную команду.
Больше мили мы двигались, выбирая дорогу, иногда уходя далеко от берега и углубляясь в лес, так что получилась неплохая прогулка. Наконец, выбравшись на песчаный пляж, мы увидели на противоположном берегу сравнительно пологий и подходящий для подъема склон.
— Придется нам поплавать, — сказал мистер Марешаль и вошел в воду по пояс — такая глубина была примерно на четверти ширины реки.
Потом начали переправляться мы, а оба наших руководителя нас страховали. Вода была холодной, и на этот раз никакого удовольствия от вынужденного купания мы не получили. И можете мне поверить, куда приятнее сушить одежду, сняв ее с себя, а не прямо на теле. Короче, выбравшись на берег, я дрожала мелкой дрожью, и капли с меня стекали, словно с дерева под дождем. Потом реку переплыли мистер Марешаль и мистер Писарро, и, продираясь сквозь подлесок и беспорядочно наваленные камни, мы стали подниматься по склону. И когда я добралась до самого верха, то уже, по крайней мере, не дрожала.
Стоя среди деревьев на краю обрыва, мы смотрели с высоты на пологий лесистый склон на другой стороне реки. Он был похож на огромный, темно-зеленый, стелющийся вверх ковер. Затем мы свернули в лес, довольно долго шли и наконец снова оказались на краю обрыва, как раз напротив лагеря. Между нами и кажущимся таким уютным лагерем пролегла глубоко внизу река.
6
Генри Дэвид Торо — выдающийся американский мыслитель и писатель (1817–1862); здесь автор имеет в виду книгу Г.Торо «Уолден, или Жизнь в лесу» (1854)