У него был странный способ выражаться, но эта фраза убедила меня лучше, чем если бы он пригрозил сломать мне руку или оторвать голову. Он мог, если бы захотел, сделать со мной все, что угодно.
— Мне тебя давно следовало отлупить, — сказал он, разглядывая в лунном свете укушенную руку. — Счастье твое, что крови не видно… Потряхивая головой и ругаясь, к нам подошел тот, которому досталось седлом. Второй удар получился удачным, да и упал он неловко, но сожалений по этому поводу я не испытывала. Увидев меня, он занес было ногу, дабы отвесить пинка сапогом, но — спасибо Хорсту — он толчком опрокинул меня на землю и сграбастал того, другого.
— Нет, — сказал он. — Пойди лучше посмотри, где у этого парня вещички. Неси все сюда и приведи лошадь.
Мужчина не шевельнулся. Он стоял, и глаза его пылали.
— Иди, Джек, — произнес Хорст с угрозой, и Джек наконец убрался прочь. Мне показалось, что Хорст не столько возражал, чтобы меня пинали, сколько доказывал то, кто именно должен здесь раздавать пинки.
Но я еще не была выбита из седла. Я не питала больших надежд, что мне удастся справиться с Хорстом, несмотря на все знания и долгие тренировки, но мой пистолет по-прежнему был у меня под курткой.
Хорст снова повернулся ко мне, и я сказала:
— Это вам так просто не сойдет с рук…
Глупая фраза, но должна же я была хоть что-нибудь ему ответить!
— Послушай, мальчик, — сказал Хорст. — Быть может, тебе невдомек…
Я хочу сказать, ты попал в скверную историю. Лучше не доставляй мне лишних хлопот…
Он все еще принимал меня за мальчика. Но не время было исправлять его ошибки.
— Я подам на вас в суд!
Хорст расхохотался весело, и я поняла, что опять сморозила какую-то глупость.
— Мальчик, мальчик! Забудь о суде! А я буду добр, так и быть. Я возьму из твоего добра лишь то, что мне пригодится. А тебя отпущу на все четыре стороны. Но если ты пойдешь в суд, там у тебя заберут все, и к тому же посадят. Цени я оставляю тебе свободу.
— Почему? Почему это суд так сделает? — спросила я, медленно просовывая руку под куртку и нащупывая рукоятку пистолета.
— Каждый раз, когда ты открываешь рот, всем становится ясно, что ты с одного из Кораблей, — ответил Хорст. — Этого достаточно. Одно вашего выродка уже запрятали в тюрягу в Фортоне.
Я уже собиралась вытащить пистолет, когда подошел Джек, ведя Филю в поводу. Мысленно я его поблагодарила.
— Неплохое у паренька снаряжение, — сообщил Джек. — Я только не пойму, зачем вот это. — Он держал в руке мое сигнальное устройство.
Хорст повертел его, потом отдал обратно.
— Барахло, — сказал он. — Выбрось.
И тут я навела на них пистолет. (Настоящая Фурия снова наносит удар!) Ну-ка дайте это сюда. И поосторожней!
Оба посмотрели на меня, и Хорст издал негодующий рык.
— Не поднимай шума, — посоветовала я. — А теперь передайте эту штуку мне.
Джек осторожно отдал мне сигнальное устройство, и я, спрятав его в карман, положила руку на облучок седла.
— Кстати, как зовут того парня, который сидит в тюрьме Фортона?
— Нам рассказывали об этом в Мидлэнде, — сказал Хорст. — Я не помню его имени.
— А ты вспомни, — велела я.
— Погоди, дай подумать, может быть, сейчас вспомню…
Меня вдруг ударили сзади по руке, плечо онемело, пистолет полетел на землю. Джек прыгнул за ним, а Хорст заметил подошедшим сзади:
— Неплохо.
Я почувствовала себя полной дурой.
Хорст не спеша подошел, сунул руку мне в карман и вынул сигнальное устройство, единственную мою надежду на связь с Кораблем и на то, что я когда-нибудь окажусь там снова. Он бросил прибор на землю и сказал ледяным тоном:
— Можешь забрать себе то, что останется…
Он с силой опустил каблук на прибор, но тот остался цел, даже не треснул. Рассерженный Хорст топнул сильнее, потом еще и еще, и мое сигнальное устройство превратилось в кучку обломков.
— Дважды угрожать мне пистолетом! Дважды! — воскликнул Хорст и отвесил мне такую оплеуху, что у меня зазвенело в голове. — Ах ты, глупый маленький негодяй…
Посмотрев ему прямо в глаза, я сказала звонким голосом:
— А ты — большой ублюдок.
Лучше бы мне придержать язык за зубами. Последовала молния боли, когда его кулак врезался в мою челюсть, и больше я ничего не помню.
В мозгах мало проку, если ими не шевелить.
Я смутно помню боль, тошноту и то, что меня куда-то несли. Следующее воспоминание: я вдруг очнулась на постели в чужом доме с неясным ощущением, что лежу здесь уже довольно долго. Голова сильно болела, лицо тоже, и я поморщилась, случайно прикоснувшись пальцем к щеке. Где я нахожусь, я не знала, почему у меня все так болит — тоже.
Затем словно что-то лопнуло, мгновение раздвоилось, и память вернулась.
Хорст и избиение.
Избиение и Хорст…
Я пыталась выкарабкаться из постели, когда в комнату вошел тот самый старик, который рассказывал у костра сказки.
— Как вы себя чувствуете, юная леди? — спросил он.
— Не очень, если честно, — призналась я. — Давно я тут лежу?
— Два дня, — ответил он. — Доктор говорит, что ты скоро встанешь на ноги. Меня зовут Даниэль Куцов. А тебя?
— Миа Хаверо.
— Я нашел тебя на земле у лагеря. Тебя избил Хорст Фангер.
— Вы его знаете?
— Не только я. Его все знают. Очень неприятный человек. Таким, собственно, и должен быть пастух лоселей.
— Те зеленые твари и есть лосели? Но почему люди их боятся?
— Стадо, которое ты видела, было одурманено. Иначе они не подчинились бы. Иногда попадаются крепкие экземпляры, наркотик на них плохо действует, и они убегают в леса. Если им дать слишком большую дозу, они не смогут работать, понимаешь? Так что некоторые убегают и частенько нападают на людей, на таких, как Хорст Фангер, который скупает их в порту прямо с Кораблей. Корабли их привозят из-за океана. Периодически на беглых лоселей устраиваются облавы, тогда их убивают почем зря.
Я устала, в мозгу царил туман, а от нечаянного зевка голова заболела еще сильнее.
— Похоже на рабство, — сонно произнесла я. — Приучать их к наркотикам, заставлять работать и все такое…
— Только Бог может разрешить этот вопрос, — тихо ответил мистер Куцов. Разве это рабство, когда твои лошади работают на тебя? Я не знаю никого, кто стал бы так утверждать. Человек — другое дело. Вопрос в том, что есть лосель скот или человек? И воистину, я не могу дать ответ. А теперь ложись-ка ты снова спать, а я пока приготовлю тебе что-нибудь поесть.
Он вышел, но я, хоть и чувствовала себя совершенно разбитой, никак не могла уснуть. Мне здесь не очень нравилось. Старик был мил, добр, но он был грязеедом. Я нервничала, не в состоянии совместить эти несочетаемые друг с другом вещи. Тщетно я старалась примирить их, но мысли путались, и наконец я провалилась в беспокойный сон без сновидений.
Позже мистер Куцов принес мне еду и даже помог держать ложку. Руки у него были мозолистые.
— Почему вы для меня все это делаете? — спросила я в промежутке между глотками.
— Ты когда-нибудь слыхала притчу о добром самаритянине? — ответил он вопросом на вопрос.
— Да, конечно, — ответила я. — Я много читала.
— Смысл этой притчи в том, что даже низкие и дурные люди иногда бывают источниками добра. Но в некоторых книгах говорится, что рассказ этот был изменен, очень давно. В первоначальном варианте именно человек у дороги был самаритянин — один из самых плохих людей, которые когда-либо жили на свете. И тот, кто его спас, не побрезговал сделать благо даже такому негодяю. Может быть, ты — с одного из Кораблей…
Но мне нравится, когда бьют детей. Поэтому я обращаюсь с тобой, как с самаритянином.
Я совершенно не знала, что ответить. У меня в голове не укладывалось, как он может плохо думать о нас.
Наверное, оценив мой потрясенный вид, мистер Куцов добавил:
— Прости. Я отнюдь не ненавижу Корабли, как некоторые. Без Кораблей мы все никогда бы не родились, это тоже надо помнить в наше скверное время. Не бойся, я никому не скажу, что ты девочка с Корабля. Отдыхай спокойно. Мой дом — твой дом.
На следующий день мистер Куцов предложил — ради моего же блага — научиться говорить на местном диалекте. Это было разумно. Туман в голове немного рассеялся, и я уже начала беспокоиться о том, как бы найти способ связаться с Кораблем, время шло. Чтобы это сделать, мне наверняка понадобится сходство с туземцами. А если я не свяжусь с Кораблем, тогда роль туземца засветит мне пожизненно, черт побери!