III
Очнулся он быстро, резко втянув в себя прохладный воздух, пахнущий прошедшим дождем. Его тело сотрясалось и ему показалось, что силы вытекают из него, как из пробитого корыта. Гор понял, что это голод. Он сел на земле и голову прострелила боль, заставив его сморщиться. Мертвая собака с пробитой головой лежала рядом, а мухи уже деловито потирали лапки, сидя на ее языке и глазах. Гор согнал их рукой, вытащил из-за голенища сапога нож и всадил его в горло пса. Темная кровь медленно, словно древесный клей, потекла по рыжеватой шерсти и потянулась к траве. Воин, стараясь не раздумывать, набрал крови в руку и стал пить. Его тут же вырвало, но он сделал еще несколько глотков. Отвратительный медный вкус связал рот, и запах, напоминающий железо, ударил в нос. Однако дрожь в руках прошла, оставив после себя мелкие вибрации. Мухи, не улетавшие далеко, тут же ринулись к проколотой ране на шее собаки.
Гор осторожно поднялся, все еще пошатываясь и понимая, что пара глотков собачьей крови не утолят его голод. Он поглядел на запад в сторону сгоревших обозов и поля битвы. Над почерневшими досками телег все еще был виден дым, но это лишь жалкие остатки, которые скоро развеяться совсем. Главное, что собаки-падальщики не нашли его тут, пока он лежал без сознания. Гор расслышал тихое урчание и странный звук, похожий на треск мокрой ветки. Этот звук исходил со стороны поля, но источников было несколько, и Гор на мгновение представил как собаки, не моргая глазами, раскалывают белые кости желтыми зубами.
Воин сплюнул, чтобы хоть немного избавиться от привкуса крови во рту, взялся за рукоять топора, торчащего из головы собаки, поднял другой рукой рогатину, лежащую на земле, и двинулся на восток. Рукава леса, обнимающие широкую прогалину, словно колючие пушистые руки, сходились на востоке, образовав редкий подлесок, за которым виднелась всхолмленная равнина. Прогалина полого уходила вниз, и Гор мог разглядеть, как слева от него лес сплошной стеной уходил на север. На Солнце до рези в глазах блестела широкая река, бегущая откуда-то с востока и, круто завернув, уходила на север, сопровождая границу леса, словно верный товарищ. Громады белых плотных облаков возвышались над горизонтом, как гигантские неприступные крепости. Гор решительней зашагал к границе леса, к просвету меж ощетинившихся рукавов. Полого уходящая вниз прогалина ускоряла шаг. Воин стремился быстрее добраться до реки, чтобы, наконец, смыть с себя тяжесть прошлой ночи и набраться сил у живой воды.
В лесу отрывисто запела кукушка, повторяя то два, то три раза свои короткие возгласы. Гор невольно прислушался, ведь раз в году сам Сварог обращался кукушкой и отмерял оставшуюся жизнь. Деды говорили, что бог-кузнец спускается на землю по осени и лишь в ту пору стоит обратить свой слух к пению кукушки. Сейчас было начало лета, но Гор все равно прислушивался. После того, как он остался на поле боя один среди сотен поверженных, помощи ему ждать неоткуда, и, воображая, что слышит голос самого Сварога, Гор набирался уверенности.
Спуск изрезали более обширные и глубокие овраги, чем на поле битвы. То тут, то там по их краям возвышались выгнувшиеся дугой коричневые сосны, пробив мягкую землю кривыми корнями. Корни-пальцы цепко вцепились в белый песок и расползлись по земле меж темно серых валунов. Солнце уже высушило траву и ветви, и земля казалась причесанной гребнем, а деревья распушились. Но только там, где не проходило вчера на закате войско наемников...
Гор тащил за собой труп собаки, опираясь на рогатину, как на посох. Мухи звенели, пролетая над ухом и пытаясь усесться на затвердевающую кровь. Края прогалины стали подниматься, превратив ее в широкое ущелье и скрыв за стенами деревьев и равнину и горизонт. Запах хвои усилился, стало темнее. Отдаленное мягкое пение кукушки заглушил пронзительный свист сошедшей с ума флейты. Дрозды общались на своем тайном языке. Небольшие черные птицы прыгали на склонах, замирая и выискивая что-то в траве. Гору стало неуютно в этих нависающих тисках. Опять ожило чувство, будто кто-то метит в него из темноты леса оскаленной стрелой. Лес тихо шумел, что-то трещало в его глубине, издалека доносился прерывистый писк еще какой-то птицы. Ущелье плавно завернуло к югу, и склоны стали понижаться, пока не сравнялись с бесконечной серо-зеленой равниной. С некоторым трудом пройдя через негустой подлесок, отрезавший на мгновения все прочие звуки, кроме лесных, Гор вышел на опушку.