Тут я внезапно зевнул. Всё-таки не удержался, грязная скотина! А г-н Антолини просто захохотал, вставая:
— Пом. Постелим тебе на диванчике.
В общем, бреду за ним; открыв шкаф, он попытался достать с верхней полки простыни, одеяла, всякую хреноту, но с ершом в руке никак не сладит. Короче, пришлось допить, поставить бокал на пол, а затем вынуть манатки. Я помог дотащить их до дивана. Вдвоём застлали диван. У него получалось не особо здорово. Подоткнул всё через пень колоду. Но мне, честно говоря, по фигу. Устал зверски — стоя б уснул.
— Как поживают все твои женщины?
— Хорошо. — Да, собеседник из меня вшивый, но просто язык вообще не провернёшь.
— Как Салли? — Он знает старушку Салли Хейз. Однажды их познакомил.
— Хорошо. Сегодня виделись. — Ё-моё, словно двадцать лет прошло! — У нас теперь мало общего.
— Адски красивая девушка. А та, другая? Про кого рассказывал, из Мэна.
— А-а… Джейн Галлахер. Хорошо. Завтра, пожалуй, ей звякну.
Тут мы стелить кончили.
— Спать подано, — говорит г-н Антолини. — Не знаю только, куда денешь чёртовы ножищи.
— Ничё, я к коротким кроватям привык. Огромное спасибо, суд’рь. Честно, вы с госпожой Антолини сёня спасли мне жизнь.
— Где ванная знаешь. Понадоблюсь — просто шумни. Малость посижу на кухне… свет не помешает?
— Нет — какой на фиг! Огромное спасибо
— Ну и ладушки. Спокойной ночи, красавчик.
— Спокой’ночи, суд’рь. Огромное спасибо.
Он пошёл на кухню, я — в ванную, разделся, всё такое. Зубы почистить нечем: не захватил щётку. Пижамы тоже нет, а г-н Антолини дать какую-нибудь одёжку забыл. В общем, просто вернулся в гостиную, выключил ночник рядом с диваном, да в одних в трусах завалился дрыхнуть. Лежанка, само собой, оказалась чересчур короткой, но я взаправду хоть стоя б уснул, даже с открытыми глазами. Несколько мгновений лежал, думая про всю хренотень, которую наговорил г-н Антолини. Определенье размеров разума, всякое эдакое. Во толковый чувак. Но чёртовы глаза прям слипались; короче, заснул.
И тут случилось такое!.. Даже говорить неохота.
Внезапно просыпаюсь. Не знаю, во сколько, и вообще, но проснулся. Чувствую — на башке чего-то лежит, чья-то рука. Ё-моё, перетрусил адски, честное слово. Оказалось, г-на Антолини. Оказалось, сидит на полу прям у дивана — в темноте, всё такое — да вроде как гладит-ласкает мою проклятую черепушку. Ё-моё, вот вам крест — я чуть не до потолка подпрыгнул.
— Чё за чёртовы дела? — говорю.
— Ничё! Просто сижу здесь любуюсь…
— Нет, чё за дела? — снова спрашиваю. А чего сказать, ни хрена не знаю — в смысле, адски не по себе.
— Потише нельзя? Просто сижу здесь…
— Вообще-то мне уже пора. — Ё-моё, жуткий мандраж разобрал! И начинаю в темноте натягивать чёртовы штаны. Еле надел — во адски засуетился. Я знаю больше чёртовых извращенцев — ну, в учебных заведеньях там, иль ещё где, — чем любой из ваших знакомых, причём вечно именно ко мне подкатывают.
— Вообще-то тебе уже пора куда? — спрашивает г-н Антолини. Норовя изобразить адски ледяную невозмутимость, всё такое прочее, но сам-то не столь уж охренительно спокоен. Можете мне поверить.
— Да сдал на вокзале чемоданы, и вообще. Думаю, наверно, лучше поехать забрать. Там всё барахло.
— До утра не исчезнут. Давай-ка ложись лучше на боковую. Я тоже пошёл. Зачем вскакивать-то?
— Низачем, просто в чемодане все деньги, шмотки. Я сразу вернусь. Возьму тачку — да сразу обратно, — ё-моё, в темноте чуть не растянулся. — Понимаете, они не мои — ну, бабки. Мама дала, а…
— Не мели дичь, Холден. Лягай спать. Я тоже пошёл. Деньги будут в целости-сохранности, а утром…
— Нет, кроме шуток. Надо съездить. Честно.
Я уже почти оделся, только галстук ни хрена не найду. Куда-то сунул, а куда — не помню. Пришлось надеть пиджак, и вообще, без галстука. Старина Антолини, уже сидя в кресле, как бы в сторонке, следил. А темнотища, и т. д. — короче, видно его не особо хорошо, но прекрасно чувствую: наблюдает. К тому же всё ещё продолжает керосинить. В руке верный друг — бокал.
— Ты зело, зело чудной парень.
— Знамо дело. — Галстук даже не слишком-то стал искать. Пошёл без него. — До свиданья, суд’рь. Огромное спасибо. Кроме шуток.
Чувак пёрся за мной по пятам до самой входной двери; нажимаю кнопку вызова, а он стоит на проклятом пороге. Да снова выдаёт хренотень про «зело, зело чуднóго парня». Пошёл в жопу — я ж ещё и чудной! Короче, торчал в дверях, и вообще, пока чёртова тарахтелка поднималась. За всю грёбаную жизнь сроду подъёмника столь долго не ждал. Гадом буду.