— Никто не выиграл, — говорит. — Как так?
— Я забыл чёртовы рапиры и шмотки в подземке. — А сам всё ещё на него не смотрю.
— В подземке, Господи! В смысле потерял?
— Да сели не на ту ветку. Пришлось всю дорогу вскакивать смотреть на чёртов чертёж на стенке.
Тут он подошёл и заслонил свет.
— Эй, — говорю. — Как ты вошёл, уже двадцатый раз читаю одно и то же предложенье.
Столь толстый намёк понял бы кто угодно, кроме Акли. Нет, только не он.
— Думаешь, тебя заставят за них заплатить?
— Понятья не имею, и вообще мне по фигу. Не присядешь, Акли-молокосос? Весь свет застил, чёрт возьми. — Он не любит, когда его называют «Акли-молокосос». Вечно меня лечит, дескать проклятый молокосос я: мне-то шестнадцать, а ему — восемнадцать. Весь аж скривился, услыхав «Акли-молокосос».
Но с места ни на волос. Акли не тот чувак, чтоб отойти от света, чуть только его просят. В конце концов отойдёт, конечно, но раз попросили, уж потянет как можно дольше.
— Чё читаешь? — любопытствует.
— Книгу, чёрт побери.
Повернув обложку, посмотрел названье:
— Ну и как?
— Предложение, которое читаю, просто охренительное. — Под настроенье я сам тоже довольно жёлчный. Но до него не доехало. Снова стал ходить по комнате и лапать мои да страдлейтеровские вещи. В конце концов пришлось положить книгу на пол. Пока рядом чувак вроде Акли, не почитаешь. Просто немыслимо.
Сползя пониже в кресле, я наблюдал за хозяйничающим у нас в комнате стариной Акли. Вообще-то немного притомила поездка в Новый Йорк, все дела, к тому ж зевота напала. Короче, решил чуток дурака повалять. Люблю иногда поприкалываться — просто так, от скуки. Повернул охотничью кепку козырьком вперёд и надвинул на глаза. В общем, ни черта не вижу.
— Вроде слепну, — прохрипел я. — Мамочка родненькая, как здесь темно.
— Господи, вот чокнутый, — говорит Акли.
— Мамочка родненькая, дай мне руку. Почему ж не даёшь руку?
— Бросай чудить, ей-богу.
Не вставая, я стал шарить перед собой, словно слепой, повторяя:
— Мамочка родненькая, почему ж не даёшь руку?
Само собой, просто прикалывался. Развлекаю себя так. Зато Акли подобные мульки просто бесят, точно знаю. Но он всю дорогу будил во мне зверя, потому я часто над ним издевался. Наконец мне надоело. Снова повернув кепку козырьком назад, замолчал.
— Чей это? — Акли держал наколенник Страдлейтера.
Всё подряд хватает. Мешочек для мошонки — даже тот готов схватить. Страдлейтеровский, говорю. Он бросил наколенник на кровать Страдлейтеру. Взял со страдлейтеровской тумбочки, потому бросил на кровать.
Затем подошёл, сел на ручку страдлейтеровского кресла. Сроду не сядет в кресло. Исключительно на ручку.
— А где на фиг взял такую кепку?
— В Новом Йорке.
— Почём?
— Один рваный.
— Тебя надули.
И начал чистить спичкой гнусные ногти. Постоянно чистит ногти. Смешно, ей-богу. Зубы всегда замшелые, уши — вечно грязные как чёрт, зато постоянно чистит ногти. Небось считает, мол благодаря тому выглядит очень опрятно. Не отвлекаясь от чистки, ещё раз глянул на обнову:
— Господи, у нас дома в похожих на оленей охотятся. Кепка для охоты на оленей.
— Чёрта с два. — Сняв кепку, я на неё поглядел. Даже прищурил глаз, словно целясь. — Кепка для охоты на людей. В ней я охочусь на людей.
— Твои уже знают, что тебя пнули?
— Не-а.
— А куда свалил чёртов Страдлейтер?
— На игру. С девушкой. — Я зевнул. Чего-то сильно раззевался. Вообще-то в комнате слишком жарко. Прям в сон клонит. В Пенси или мёрзнешь до посиненья, или подыхаешь от жары.
— Великолепный Страдлейтер, — сказал Акли. — …Слушай, не дашь на чуток ножницы? Они у тебя близко?
— Не-а. Уже в чемодане. В шкафу на верхней полке.
— Достань на чуток, а? Заусеницу отрезать.
Ему по фигу, что ножницы уже в чемодане, а чемодан в шкафу на верхней полке. Но я всё-таки достал. Правда, меня чуть не пришибло. Открываю дверцу шкафа, а оттуда прямо на башку выпадает теннисная лопатка Страдлейтера — в деревянной раме, всё такое. Как долбанёт, аж котелок загудел. Чёртов Акли прям покатился да пискляво заржал. Я достаю сверху чемодан, вынимаю для него ножницы — а он ржёт. И вот эдак всегда: камень кому в голову попадёт иль ещё чего — Акли просто подыхает от смеха.