Шесть деревенских красавиц стояли передо мной постойке смирно. При этом все они были в длинных домотканых рубахах, расшитых непонятными бусинами разного размера и совершенно невероятных форм. Вышивка отчаянно кричала: «Я растительный орнамент», — но цвет нитей намекал, что изображенные там растения уже прошли через чей-то пищеварительный тракт. На головах девиц были венки, готовые посоперничать с вороньими гнездами, а местами выглядывающие перья заставляли подозревать, что в процессе их создания пострадала не одна птичка. И не факт, что эти страдания были связаны с созиданием. Скорее всего, венки были банально отняты у ничего не подозревающих каркающих носителей удобрений.
Подозрительно счастливые лица представительниц захолустной горной деревни сверкали боевым раскрасом. Последний наверняка был нанесен при помощи весьма экстравагантного, но не менее действенного метода из серии, что было на столе, в то и шмякнулась лицом. Во всяком случае, теперь я точно знала, что у местных модниц есть в запасе свекла и морковка, а еще, по-видимому, сажа и луковая шелуха.
— Какой-то он старый и страшный, — шепнула одна из самых молоденьких «красавиц», дернув за рукав натужно улыбающуюся соседку. — Может, подождем следующего?
— Дура, — не прекращая напрягать щеки, рыкнула та в ответ. — Следующий может только лет через пять сюда забрести, а то и через все десять. И еще неизвестно, будет ли он в рабочем состоянии и не окажется ли при этом еще более страшным. Бери что дают. А если обидит, так у Яроки топор есть. К тому же, сама знаешь, что рука у нее тяжелая.
Я перевела взгляд туда, куда покосилась говорившая, и действительно заметила в углу комнаты старуху. У ее ног лежал здоровенный топор, а в руках был не менее внушительный нож, которым она очень сосредоточенно водила по точильному камню.
Пока я обдумывала, стоит ли мне просто попросить нож и затем уйти, девицы приступили к действию.
— Кхм, — прокашлялась самая старшая после бабки с топором. На вид ей уже перевалило за пятьдесят, и сорочка была ей откровенно мала, но, похоже, «красавицу» это нисколько не смущало. — Приветствуем тебя, дорогой гость, в нашей обители.
Все девицы разом подтянулись и замерли в ожидании. Знать бы еще почему.
— Э-э? — постаралась я придать своему образу естественного колорита, помня, что примерно так мужик реагировал на странное в его жизни явление, а именно на меня.
Девчули всех возрастов похлопали глазами, но продолжали стоять по стойке смирно.
— Ярока, — шепнула в сторону бабки та, что торжественно приветствовала меня. — А ты не сильно его лопатой двинула, а? Что-то он немного тогось, не реагирует.
Старуха медленно подняла на меня глаза, шмыгнула длинным горбатым носом и так же медленно отложила в сторону нож с точильным камнем. Затем, кряхтя, подняла топор и направилась ко мне. И вот странное дело, я хоть и понимала, что сделать мне она ничего не может, но суровый взгляд хранительницы девичьего благосостояния начал внушать странный трепет.
Подойдя вплотную, бабка с глухим стуком опустила на пол прямо передо мной топорище, еще раз шмыгнула носом и, ткнув пальцем куда-то в сторону, произнесла каркающим голосом:
— Кровать там, — затем выпрямилась и, махнув в сторону девиц, продолжила: — Для начала выбирай любую. Откажешься — отрублю отказывалку.
И вот как-то после этих слов я вдруг осознала, что в комнате только женщины, и все они чего-то ждут, а ныряли лицами в винегрет наверняка не просто так. А я, хоть и сижу прямо на полу в облике мужика, таковым на деле не являюсь. А женский народ определенно ждет от меня совсем не девичьих действий. От таких размышлений в мою полуангельскую головушку сразу забралась мысль о том, что любопытство до добра не доведет, а Бас скоро проснется, да и засиделась я в вынужденных гостях непозволительно долго.
— А мужики ваши где? — поднимаясь на ноги, спросила я.
— А не приживаются у нас мужики, — как-то подозрительно мерзко ухмыльнулась старуха, закидывая топор на плечо. — Ты дело-то свое делай, болтать тебе никто не разрешал.
Вот уж никак не думала, что в этом мире мне доведется столкнуться с неким подобием сектантства. Я и на Земле старалась не связываться с душами, тяготеющими к подобным искажениям реальности, что уж говорить про местных. Хотела шепнуть им, чтобы вручили мне нож и отпустили, но тут же одумалась. Неизвестно, как повлияет ангельский шепот на их мировоззрение. Вдруг в божество вздумают меня записать. А я исчезну. Они ж расстроятся. И от расстроенных чувств могут новую религию придумать. И хорошо, если с ней же и останутся в своей пятидомной деревне. А если надумают нести ее в массы?