«Он никогда не будет позабыт…»
Он никогда не будет позабыт,
Гул оглушительных копыт.
Взбесившихся коней степные табуны
Куда-то пронеслись неукротимо злы
И оборвались со скалы…
Душа — убогий ветеран, на шраме — шрам,
Ждет оправданья тем годам
Неслыханного головокруженья —
Освобождающего нет креста.
И простота вокруг и пустота.
Эпиграмма
По левому берегу скучной толпой
Идем мы, рыдаем и стонем.
Россия лишь в «Воле России» одной,
Ее редактирует Слоним.
Музыка
М. Цветаевой
Когда на симфоническом концерте
Вдруг —
Паузами сердца стук,
И по спирали, в высоту
К последнему, еще — и к смерти
Срывается ракетою душа,
Когда в ушах
Тяжелая, из бархата, струя
Виолончелей плещет,
А захолонувшая, легкая моя
На страшной вышине трепещет,
Когда оркестр дышит грузно, не спеша,
Как талая земля вздыхает ночью, —
Боюсь: мгновенная всё перережет медь,
И потолок — на клочья,
И будет некуда душе лететь.
Я так боюсь, что вспыхнет слишком ярко
Свет, ослепляющий до дна,
И Божьего огромного подарка
Не выдержит она.
«О, справедливей бешеная плеть…»
О, справедливей бешеная плеть
И ласковее пламень адских горнов
Прошелестевшего в письме покорном:
«Меня Вы не хотите пожалеть…»
Все громы труб архистратигов,
Смерть пробуждающая медь.
Слабей упавшего так тихо:
«Вы не хотите пожалеть…»
Те твердые слова, что на разлучном камне выбил,
О, разве это месть?
Подумайте о той — великой лжи на дыбе,
Которую нельзя не произнесть.
Эмигрантское
Светлой памяти
умершего Вл. Ив. Налетова
посвящается
Не полынь с травой-повиликою,
Не крапивушка разрастается, —
То над нами — горемыками
Злое горюшко увивается.
Всё грозит бедой неминучею,
Не дает пожить, как нам хочется…
При безвременьи виснет тучею,
Черным вороном вслед нам носится.
Будто свянув, желтый лист
Ветром северным всюду носится, —
Мощь казацкая под злорадный свист
По чужим землям гибло тратится…
И ужель судьба на безвременьи
До седого — до бела волоса
Без семьи своей, роду-племени,
На чужбине жить уготовила?
Будто осенью вянет маков цвет —
Жизнь бродячая — беспросветная…
На борьбу с судьбой прежней силы нет,
Лишь в груди тоска безысходная…
Конница
Как по площади пройдешь ты серединою,
Легкою стальной пружиною —
Перебойный цок подков,
Клочья пены с мундштуков,
Кони-лебеди — поджары,
А штандарты славой стары,
Дерзкие хлестнут фанфары,
Тонконогие запрядут,
Проплывая ряд за рядом, —
Раскрасавица, царица конница,
Красоте твоей кто не поклонится!
Уже бранными пошла полями,
Дорогами пыльными…
Похрустывая трензелями,
Стежками шьет сильными.
Не гостьей паркетною — коршуном
Мелькнула в селеньи заброшенном.
Всё круче стремит, всё напористей
Беззубой навстречу, без горести!
Пред тугокрылой птицей-конницей
С опаской кто не посторонится,
Кто встанет на дороге?!
Одна лишь…
Многих, многих,
Последний перервав галоп
Косою, — на земь… Скомкает…
Не перекрестит мертвый лоб
Рука девичья, тонкая…
От края до края — рокотом…
Брови сдвинуты, как в церковь идут.
Обвалом находит — грохотом…
Сжались плотно, в ивовый жгут.
Рыси прибавь!
Или не видишь, Господи, —
От гранат земля оспою
Взрыта, ряба…
Вот первые — уже поют,
Зачмокали…
Взметнулась соколом
И по жнивью
Вдруг — лавою
За смертью и за славою!..
Как гневный демон —
На огненную стену,
Всесокрушающими потоками
И — наотмашь, с наскока
Рушь!
Смертоносная несется конница,
Вражья голова — покойница!
«Зачем всю жизнь стремилась ты, спеша…»
Зачем всю жизнь стремилась ты, спеша,
Всё испытать, познать, тревожная душа,
Страдать, скорбя, и о своих и о чужих грехах.
Ты силилась сиять на светлых торжествах,
Печалиться на погребальной тризне…
Но поздно-поздно поняла:
Нет двух путей — добра и зла,
Есть путь один, ведущий к жизни.
На вокзале
Дебаркадер. Экспресс. Вагон и — Вы.
Не опуская головы,
В упор глаз в глаз,
На Вас смотрю, на Вас.
Вы за щитом — мы не одни.
Сейчас не должен дрогнуть рот.
Ну, а потом… Потом один все дни,
Один в норе, как крот.
Все просто так: была игра.
Потом — всю жизнь на стол.
Не приняла. Я не ушел.
Теперь — конец, и впереди — дыра.
И Вам спокойных уж не знать дорог, —
Зарвавшийся не я один игрок.
И вот: недвижный, тусклый взгляд лови,
Кольцом из трубки задави.
Ведь все равно, когда вот так глядят,
Не возвращаются назад.
Вы не придете, знаю, никогда.
И мне огромные глаза
Тащить через года.
Свисток. Ну, воля, напрягись!
Сейчас не должен дрогнуть рот.
Спокойнее. В глаза — не вниз,
Быть может, я и не банкрот?
Ведь стоит и впереди — безбрежность,
Ведь порвалась одна лишь нить.
И кто сказал, что я могу любить,
И кто сказал, что у меня есть нежность!