– Сопротивление встречено огнём, – выдавил басистый.
– Какое, твою мать, сопротивление?! Ты что натворил, собака? – орал главный.
Задние ряды пассажиров начали заговорщически переговариваться. Кажется, они все забыли, что ещё совсем недавно ехали каждый кто куда, по своим однообразным офисам, четырехстенным кабинетам, к бледным одинаковым лицам работников и посетителей. Кажется, у всех выпало из памяти, как они старались не заглядываться ни на кого, как они погрязали в голубых экранах, лживых строчках, расслабляющих звуках, как они не желали ничего знать о проблемах других. А теперь они словно восставали из мёртвых, вспугнутые чем-то смертельным. Вот оно.
Дверь кабинки водителя распахнулась с треском, и главный за два шага пересек половину вагона. Удивлённые глаза застыли на лице рыжей девушки, и он, развернувшись к басистому, что было силы заехал ему в челюсть.
– Зачем? Зачем ты, бл…, это сделал? Я же просил ни в коем случае их не трогать! – белки наливались кровью.
Мужчина в чёрном пытался оправдаться, но, кажется, путался в словах и губах и не мог ответить ничего вразумительного. Главный в припадке ярости ещё раз приложился кулаком к его подбородку. Наверное, он бы забил басистого до смерти, если бы в рации не послышался хрипящий голос, доносящийся словно из древней радиопередачи.
– Переговорщик прибыл.
Главный, хищно выдыхая, глядя на провинившегося подельника, сквозь зубы проскрежетал:
– Пятнистый и Щелкунчик – со мной.
Мужчина с родинкой над губой и парнишка, собравший технику, направились к двери. Поправляя маску, намокшую на шее, главный пытался взять себя в руки. Несколько недель, может, месяцев, он сверял все графики маршрутов метро, высчитывал, какого водителя будет легко убрать, а кто и сам прижмет как муху, не спал ночами и хлестал большие кружки кофе с чаем, чтобы ещё раз, ещё раз учесть все неожиданные моменты, повороты не туда. И теперь, встретившись лицом к лицу с тем, о чем он даже и не задумывался, мужчина не представлял, как вести себя, как произносить слова перед теми, кто стал свидетелями убийства невинного человека. Он расстегнул перчатки и застегнул их, попробовал ремни на чёрных военных штанах, дотронулся до рации, которая ничем не могла помочь ему.
– Я прошу прощения, если за такое вообще можно просить прощения, – наконец главный обратился к пассажирам. – Скоро вы сможете разойтись по своим местам и забыть всё, что здесь происходило.
В толпе всё ещё осторожно, однако вслух проговорили матерные слова. Главный сделал вид, что не слышит, и проследовал за дверь. Пластмассово-деревянный звук разнесся по вагону. Будто разрываемый на части пьянчужка схватился за голову и зашелся связывающей его черепки воедино молитвой к кому-то невидимому. Кто-то, жалея беднягу, похлопал его по плечу. Школьники, давно переставшие плакать и бояться, находились без сознания на коленях мужчин без котелков. Старушка с сожалением смотрела на распластанное тело девушки и бросала ненавистные взгляды на басистого. Девушка с чёрным рюкзаком качалась, прижав колени к груди и обняв себя.
С каждой минутой ей всё отчётливей казалось, что развязка близка. Покачиваясь, девушка будто бы пыталась успокоить себя, будто бы отсчитывала секунды до того, как всё закончится. А всё обязательно закончится. Она раскачивалась всё быстрее и быстрее… В её голове возникали мысли, которые стоило гнать. И она прогоняла их, замещая умиротворяющими, почти счастливыми фрагментами прошлого. Вот её первый шаг, крепкие объятия отца, первая снежинка, тающая на ладони, волшебная радуга, перечеркнувшая небо… Вкус манной каши, свежесть мятной жвачки, горечь сухого вина… Смех лучшего друга, прикосновение длинноволосой красавицы, глаза безмерно благодарной пожилой женщины, улыбка слепца. Женя улыбнулась. В такие моменты приходит чёткое осознание того, насколько важно уметь сохранить в памяти и не обесценить простые мелочи жизни. На труп убитой девушка старалась не смотреть…
Дверь распахнулась, печально треснув. Красными глазами главный оглядел заложников, за пару широких грузных шагов он дошел до людей, готовых в любую минуту подняться и растерзать захватчиков. Он прокашлялся, пытаясь скрыть растерянность и беспомощность – наконец пришло понимание, что операция катится туда, куда её посылала бедная девушка, – к чертям.
– Мы заключили сделку: обмен заложников.
Пассажиры выдохнули, облегченно переглядываясь. Всего несколько мгновений разделяют их от ужасного преступного места до точки, где все в ожидании отчаялись снова увидеть знакомых. Кто-то начал одеваться. Несмотря на всеобщее расслабление, Дмитрий настороженно смотрел за главным, который, сообщив приятную для заложников новость, перебрасывался фразами с подельниками. Он косил глаза и аккуратно кивал, словно боялся неловким движением сломать хрупкое произведение искусства. Беспокойными руками он расстегивал и застегивал перчатки, сжимал ладони в кулаки, щелкал пальцами.