Бедный продавец третий раз обречённо проходил в раскалённой тишине мимо наших столиков, когда я его окликнула, и мы начали играть в любимую всеми восточными народами игру – принялись торговаться. Мы так нередко развлекаемся, на спор выторговывая всякую ерунду, из чистого азарта. И нам нередко идут на большие уступки. Я уже приноровилась. И сейчас устроила из покупки целое шоу. Показательное выступление. Мне досталось пять таких волшебных кубиков всего за пять евро, хотя изначально пять стоил каждый из них. Процесс происходил долго и обстоятельно, «с оттяжечкой», с неожиданными прекращениями торгов, с немыслимыми расстройствами то с одной, то с другой стороны, и с уходами, и с камбэками, и с укорами, и со счастливыми примирениями перед очередным раундом. Зрелище это заинтересовало всех чрезвычайно. В особо напряжённые моменты я получала даже восторженные выкрики из «зрительного зала». За столиками возникло оживление. И оно усилилось ещё больше, когда каждой паре досталось по сувениру.
Я протянула стекляшку с Колизеем старикашке, потом положила её перед ним на стол. Вредный колонизатор прятал руки за спиной, смотрел на меня с ненавистью и шипел: «Что это такое?» Я сказала: «Колизей – в подарок». Эксперта просто перекосило от ярости, но приятный спутник чуть отодвинул его и с признательностью принял прозрачный кубик. Он взял его в руки, подкинул на ладони и искренне мне улыбнулся. Старикашка же вскочил (мне показалось, он даже затопал ногами) и утащил своего визави на свою псевдоэкскурсию. Тем временем нам тоже пора было уходить. Мы улыбнулись теперь очень стеснительным скандинавам, поймали блеск восторга в глазах юной девы, получили царственный кивок от столика свирепых негров, и неспешно погрузились в переулки Монти.
Отец истории искусств
Художники и мудрецы древнего мира всегда старались в малом высказывать многое. Оттого ум древних глубоко затаён в их творениях; новейший же мир большей частью напоминает собой обедневших торговцев, которые выставляют лицом весь свой товар.
Иоганн Иоахим Винкельман (1717—1768)
Когда время живое
В Риме каждый день в полдень стреляет пушка на самом высоком холме Яникул – он по другую сторону Тибра. Посвящён он богу Начала и Конца Янусу, потому так и назван. И каждый день после залпа, звук которого далеко разносится над водами, начинается перезвон всех городских церквей. Этот сигнал для них Ватиканом и был придуман. И я всегда внимательно прислушиваюсь в этот момент. Целая интрига. Ведь всякий раз – особенный.
Кто сегодня не выдержит первым? Мне нравится представлять себе сценки, что разыгрываются по звонницам храмов, соборов и монастырей, которыми полны кварталы Рима. То кажется мне, что доминиканский монах (в ближайшей к моему дому колокольне) споткнулся на лестнице о стёртые ступени и опоздал вовремя опустить на древнее бронзовое тело колокола тяжёлый бронзовый язык. То видится мне, как в крохотном храме стоит послушник на изготовку, волнуется, вслушивается в службу, что идёт внизу и… не выдерживает, вступает первым. То вижу я, как бравые артиллеристы на холме злорадно потирают руки, дав залп раньше на минуту – вот как сейчас. Сегодня пушка раньше выстрелила! И сегодня все звонари растерялись. Начался развесёлый разнобой.
Кстати, смешно, что отсчёт полудня ведётся в Вечном городе по айфону. В то время как Время раньше текло совершенно другим образом. Нередко и в прямом смысле. В садах на вилле Боргезе есть водные часы, чуть ли не барочные. Надо повнимательнее почитать про их устройство.
«Поздравляю вас, гражданин соврамши!»
Бронирую я тут хороший отель в одном хорошем городе. Точнее, это сеть. Ну как сеть? Два легендарных отеля в двух разных легендарных городах. Звоню по старинке. Так дешевле, между прочим, в разы. Букинг и другие посредники объявляют почти что в два раза дороже. Короче, я за человеческое общение. А отель этот (оба) – с громкой славой. И это важно. Хороший отель – это как хорошая книга. Это много страниц. И есть про что почитать. И помню точно, бывали мы в этом городе с громкой славой. И точно жили в хорошем отеле. И было это так давно…