Ведь как только миссис Кенгуру обнаружила, что залом ведётся игра, как тотчас вступила в строй болельщиков зазывалы. Между раундами она подбадривала его, как заправский тренер на ринге: «Вам нужно выступать по телевидению! – заявила она после очередного блистательно проведённого приёма. – Вы талантливы! Я это вижу. Вот вам подарок!» – с чистой, ничем не замутнённой, прозрачно-небесной радостью леди протянула ему открытку. Это был флаер. Она достала блёклый листок из своей старушечьей сумки: «Вот вам! Приглашение на выставку». Информация о её проведении была написана на этюде Венеции, на котором как всегда: канал, гондолы, отражения, белый барочный портал. Художник объявляет предметом своих изысканий «живописные размышления о синтезе света и формы» – так там было написано, но что за техника, я не поняла. «У меня сын художник. Он сейчас придёт!» – Она опять нерешительно потеребила свой айфон. – «Он работает. Сегодня выставка открывается. Он и во Флоренции, и в Венеции жил! Он художник! Рисует! Понимаете? Видите?»
Однако реакция нашего Конферансье на кусочек картона была никак не предсказуемой. Вглядевшись в открытку, он начал быстро что-то вопрошающе бормотать про себя. Не обнаружив нужного внутри, он возвысил голос. Теперь он стал чётче и громче проговаривать слова, перебирая их на слух. Стало понятно, что он перечисляет названия церквей. Одно за другим. Перебирает, как чётки, как слова краткой молитвы. Он пропустил мимо ушей весь длинный рассказ старой леди. Он, очевидно, хорошо знал Венецию. И возможно, он родом оттуда или когда-то жил там. Или там жил тот, кто ему был очень дорог. На наших глазах его захлестнула волна какого-то глубокого чувства. Что-то важное предстояло сделать теперь. Эта открыточка была не просто безликим приглашением на выставку, но явилась сакральным артефактом грядущей миссии. Старый клоун благодарственно поднял глаза на миссис Кенгуру и по-настоящему, растроганно сказал: «Спасибо вам! Большое спасибо!»
Старушка не унималась, она заметила реакцию на приглашение, но удивилась, что речь о сыне не произвела должного впечатления на слушателя. Так что ей пришлось повторить свой рассказ более эмоционально и с некоторой вариацией. Невозможно себе представить – в Риме никто не удивлен, что на свете бывают художники! Но вот в Австралии… Зазывала рассеянно, но уважительно кивал. Спросил, можно ли он оставит себе эту картинку. Старушка обрадовалась, задребезжала – да, это ведь подарок вам, приходите! приходите на открытие! Конферансье уважительно сложил флаер и начал прятать его в карман.
В этот момент к столику шагнул очень высокий худой мужчина с развевающимися волосами. Весь ресторан загудел как улей. «Мы вас все ждали!.. Почему так задержались?.. – начали раздаваться возгласы со всех сторон. – Вы сын этой старой леди!» – «Ах вот как?» – растерялся он. Все расхохотались и закричали: «Вы художник! Художник! Живёте в Венеции!» После того как овации разбились о него и утихли, Кенгуру сказала: «А я уже пригласила на выставку этого замечательного мужчину» – и махнула рукой за спину сына. Художник поискал подслеповатыми глазами фигуру возможного покупателя и разочарованно обернулся к зазывале: «Что ж, приходите! Я дам вам хорошую скидку», – сказал он. И сел.
Как всякий художник, он выглядел молодящимся. Тонкие седые пушистые волосы летали над его головой лёгким нимбом. Рубашка навыпуск. И огромные, очень добрые, распахнутые миру глаза. У таких мужчин обычно бывает много детей, большая семья. И хорохорится он, конечно, спорит со временем, но ему совсем уже к шестидесяти. Впрочем, обликом он – сущий мальчишка лет двадцати. И похоже, что-то сложилось в этой жизни не так. Похоже, что всего-то их двое. На всём белом свете – мать и сын. Только он – живёт в Венеции, а миссис Кенгуру одиноко обитает где-то там в своей Австралии. Они разлучены, к их великому огорчению. Но по-другому никак…