Не обещал. Ведь да? Откуда это взялось?
Отрицание оплетало его, словно экзоскелет.
– Три заветных слова? Как насчет четырех? – Он скинул ладонь Джеймса, сделав шаг назад, и постарался вложить в свой взгляд всю желчь, которую мог соскрести со своих внутренних стенок. – Мне похуй на тебя.
Он нёсся из башни, словно подгоняемый невидимой плетью. Огни города вокруг мелькали, как на макросъемке – всё было расфокусировано, рассеяно. А внутри творилась необъяснимая вакханалия из голосов и спутанных мыслей. Почти как этим далёким утром. Вот только сомнения в его отношении к Джеймсу сменились на понимание, что теперь всё кончено. Питер чувствовал сжимающую нутро боль, но, чем сильнее он отдалялся от дома, тем слабее она становилось, а на передний план вылезала животная злоба на всех окружающих его людей, пытавшихся изменить его. Почему его не могут просто оставить в покое? Так достало… эти наставления, проповеди, участливые взгляды. Он устал сопротивляться им. Что ему нужно сделать, чтобы доказать своё право на существование?
Ноги сами вели его. В полной прострации он обходил идущих навстречу прохожих, переходил дорогу, сворачивал за углы кварталов, пока в очередной раз не наткнулся на зловредную вывеску.
– Да что б тебя… – прошептал он, смотря на надпись «Кофеин». На двери висела табличка «закрыто». Питер потянулся за телефоном, чтобы проверить время, и закатил глаза от осознания, что забыл его в башне. Очевидно, вывалился из кармана, когда он сидел на теперь непригодной кровати Джеймса. Заметив движение фигуры за стеклом, он перевёл взгляд на наводящую порядок после смены баристу.
Девушка задвигала стулья, доставая из фартука салфетки и раскладывая их в подставки на столах, поправляя сахарницы и органайзеры с прочими принадлежностями. Из-под волос спускались провода наушников, и она, видимо, в такт музыке покачивала головой и подёргивала плечами. Доказано, что люди чувствуют где-то под кожей, когда на них смотрят, вот и Мишель резко развернулась к панорамному окну, чтобы проверить стрельнувшее подозрение, но увидела только проезжающие машины и плетущуюся вереницу туристов.
Опершись о стену в соседнем безлюдном переулке, Питер не представлял, что ему теперь делать. Этот мир отказывался его принимать, словно он был браком на конвейере. Или нет? Изначально-то всё было правильным. А потом его сломали, поиздевались, как над ненужной игрушкой, и выбросили на помойку. Или опять же нет? Его сломали и поставили на полку в детском магазине к остальным идеальным игрушкам. Все вокруг мягкие, плюшевые, с приятными рожицами, а он с выпотрошенным поролоном, оторванным глазом и без одной лапы.
Но это он. Поношенный, грязный, непотребный? Да. Но этого уже не изменить, и он не хочет меняться.
…заблокировали человечность.
Даже если так – кто сказал, что это плохо? В этом есть своя изощренная прелесть. Это многое проясняет. Лёгкость, с которой он плюёт на людей и все общественные устои. Особое удовлетворение от доставления неприятностей. Всё так просто, потому что ничего не имеет значения. Не представляет ценности. Ты можешь заботиться только о себе самом и не волноваться о пересечении своих интересов с чьими-либо границами.
А что хорошего в чувствах? Сожаление, совесть… это удел слабых – тех, кто позволяет помыкать собой, готов совершать самопожертвования ради каких-то эфемерных целей.
Внезапно все голоса затихли. Присутствие – он здесь не один. Питер открыл глаза и повернул голову к главной дороге. В десятке метров от него кто-то стоял, и из-за фонаря, подсвечивающего фигуру сзади, было невозможно разглядеть лица, но широкоплечий мужчина в капюшоне смотрел точно на него. По другую руку от Питера был только тупик. От загнанного положения его тело напряглось, но он быстро прогнал это ощущение. Чего ему бояться-то?
– Проваливай отсюда, – устало прикрикнул он и прислонился виском к прохладному кирпичу. Силуэт не двигался. Питер отпрянул от стены и сделал шаг к незнакомцу. – Я сказал, съебись. Чё уставился?
Голова в капюшоне склонилась к плечу, как у непонимающей команду овчарки. А затем раздался лопающийся звук жвачного пузыря. Питер усмехнулся и, вытащив руки из карманов, сжимая их в кулаки, пошёл прямо на мужчину. Прекрасная возможность выпустить пар, раз уж какой-то несчастный кретин сам нарисовался на горизонте. Но, когда оставалась всего пара шагов, он замер на месте. Потому что увидел лицо, до этого скрывающееся в тени. Озкорп. Лифт. Белый халат без бейджика. Пристальный изучающий взгляд. Закрывающиеся двери.
– Давно не виделись, Питер, – уголки губ натянулись, обнажая ровный оскал с сильно выделяющимися клыками.
Этот голос.
Теперь мы – твоя семья.
Джеймс смотрел в спину стремительно покидающего этаж парня и не мог пошевелиться. Он будто стал весить тонну или две и не мог сдвинуть своё тело. В сознании бились последние слова Питера, но он отказывался в них верить. Надеялся, что они – всего лишь защита и не более того. Но надежда – не та вещь, на которую он привык полагаться.
В проёме медленно, словно двигаясь наощупь, показался Сэм.
– Это такой пиздец, что у меня даже нет комментариев…
– У меня тоже… – Джеймс пробежал глазами по своей комнате и тяжело выдохнул, приметив мирно лежащий на перекошенном покрывале смартфон. Не обращая внимания на всё ещё стоящего, как истукан, Уилсона, он подхватил девайс. Но какой от него сейчас был толк? Нужно было что-то сделать. Хотя бы отправиться за Питером, чтобы он не выдал ничего непоправимого. Хотелось просто побиться головой о стену от такого глупого поворота событий, но на это времени не было.
– Пятница, мне нужно местоположение Питера.
«Доступ закрыт»
Джеймс недоумевающе посмотрел на Сэма, который так же переводил взгляд с него на потолок.
– Походу он снова взломал её, – прошептал очевидное Сокол и прокашлялся. – Бакс, может, введёшь в курс дела? Только очень поверхностно, моя детская психика может не выдержать подробностей.
Детская психика…Блять… Он всегда предполагал самый худший вариант развития, и сейчас, скорее всего, барьер Питера утолщился в несколько раз, подпитываясь его злобой и обидой.
Меньше всего Джеймс хотел, чтобы тот так обо всём узнал. Хотелось прижать его к себе, успокоить, дождаться пока дрожь уйдет из тела, и они смогут всё обсудить без утаек. Проблема только в том, что он имел дело с расчетливой холодной частью Питера, через которую ему удавалось незаметно вытягивать настоящего парня на поверхность. Но теперь, когда она обо всём узнала, придётся идти на крайние меры. У Джеймса был план. И он точно не хотел приводить его в действие.
– Пятница, Ванда у себя? – Проигнорировав друга.
«Да, но для беспокойства момент не подходящий»
– Сама тактичность, – фыркнул Уилсон, но без привычной усмешки.
– Предупреди их, что я через пять минут спущусь. Дело срочное. – Он направился в коридор и, поравнявшись с Сэмом, всё-таки посмотрел ему прямо в глаза.
– Это тот большой секрет для плетения косичек? – Джеймс как-то вымученно улыбнулся и кивнул. Этого было вполне достаточно, чтобы друг понял степень важности вопроса. – Тогда, что за дело?
Барнс не успел даже начать взвешивать в голове, какие фильтры стоит наложить на информацию, которую собирался дать Сэму, потому что у того провибрировал телефон и, к сожалению, неоднократно.
– Секунду, – друг поднял палец вверх и посмотрел на дисплей, – это Нат.
И без того серьёзное выражение Сэма, которое Джеймс видел, наверное, впервые в жизни на лице друга, помрачнело ещё больше.
«…Барнс рядом с тобой? Координаты выслала. Буду ждать на месте»
– Фримен замечен в порту. Нужно срочно выдвигаться.
– Слышал, – Джеймс закусил губу и с досадой ударил бионикой по стене, от которой откололся кусок бетона. Видимо, не выдержала сегодняшних срывов людей с суперсилами. Это совсем не вовремя… Его миссия сейчас находится совершенно в другом месте. Она бесконтрольна и непредсказуема. Озлоблена и уязвима. И она точно не в бруклинском порту.
Спустя всего двадцать минут они уже прибыли на место и продвигались к восточной части, где, если верить сигналу джипиэс, их поджидала напарница. Они нашли её на втором ярусе сложенных друг на друга транспортных контейнеров. Порт был пуст, за исключением нескольких раскиданных по периметру охранников, как ни странно, преимущественно в западной части объекта, словно по приказу. Освещение было приглушенным, старые фонари почти не рассеивали желтый свет, давая возможность больше половины проходов оставаться в тени.