– Не мы обрекли тебя на те спа-процедуры. Скажи спасибо биологическому отцу. – Фримен сделал выжидающую паузу, будто упоминание родителя должно было вызвать какую-то особую реакцию. Но её не последовало. Питер только изогнул бровь в банальном непонимании. Как если бы он услышал незнакомое слово и просил бы его разъяснить, чтобы не пришлось лезть за словарём. – Он сделал так, что его изобретение могло сработать только на его кровном родственнике – тебе, Питер. Может, наши меры и были жестковаты, но виноват только он.
– Это вот сейчас был аргумент примкнуть к вам? Я должен быть благодарен?
– Почему нет? Посмотри, кем ты стал. Твоя сила превышает человеческие возможности, ты независим от чужого мнения или влияния. Между тобой и желаемым ничего не может встать. Это ли не дар, данный нами тебе?
– Ага. Дар, который мне нахрен не усрался.
– В этой жизни. В жизни, в которую ты не вписываешься. Ты ведь ощущаешь это? Постоянно… Потому что она должна была быть другой, но тебя забрали у меня, и я не успел тебе её показать. Я не похищаю тебя, не тащу силой – я даю выбор. Ты можешь остаться и продолжать сталкиваться с непониманием и осуждением каждый день, снова и снова. Или можешь пойти со мной и обрести то, для чего ты был создан. – Аякс терпеливо держал на весу протянутую ему руку, а Питер завороженно смотрел на казавшуюся грубой ладонь, покрытую тонкими нитями шрамов. Не такую, как у человека со способностью регенерации, позволяющей сохранять кожу нежной. Не такую, как у человека, имя которого он запретил себе произносить даже в мыслях.
– Или тебя здесь что-то держит?
Издалека, словно из-под самой земли, нарастал зловещий смех. Или он шёл изнутри?
Держит? Теперь ничего.
Чем выше поднимался лифт, тем плотнее его окутывала тьма безразличия, точно непробиваемый доспех. Он не смотрел на прислонившегося к перилам по левую руку Аякса, но чувствовал, что тот не спускает с него глаз. Следит за каждым его движением, за мимикой, ждёт сомнений в сделанном выборе – бесполезное занятие. Он не соскочит. Ему некуда возвращаться, и – что самое главное – он не захочет этого сделать. Пусть всё останется позади. Притворство и долбанная мимикрия под окружающих.
Возможно, мучавшие его сны подводили его как раз к этому моменту, кричали ему каждую ночь о том, что он должен вернуться, пытались напомнить о его природе и назначении. Назначение – это ли не самое главное в жизни? Все должны к чему-то стремиться, у каждого пути должна быть цель. Будь то семья, карьера или спасение утопающих. А Питера её просто лишили, заставив его плестись в неизвестном направлении без причины или просто стоять на месте.
Холодный логический вывод находил отклик у стучащих столовыми приборами демонов. Они были голодны и уже чуяли запах готовящегося для них пира. И Питер поддался им, окончательно отпустив лязгающие цепи и давая обрести голос. Из их пастей клубнями вырывался пар в остывшие и покрывающиеся изморозью внутренности. Ледяная корка поднималась выше из желудка, сковывая лёгкие и пробираясь к сердцу. И, когда Питер вышел из лифта, его сердцебиение было настолько редким, что можно было бы предположить, что он не живой человек, а хладный труп, а лицо стало напоминать непроницаемую маску, словно у манекена.
Питер пропустил вперёд мужчину и проследовал за ним на крышу башни Озкорпа, на которой была пустая ровная площадка, огражденная невысокими парапетами. И не успел он прокомментировать отсутствие ожидаемого транспортного средства, как Аякс достал из кармана некий цилиндрический прибор и зажал его с двух концов указательным и большим пальцами, кивая вперед и заговорчески улыбаясь. В следующий миг пространство преломилось, и перед ними в правом углу предстало нечто, явно напоминающее небольшой джет.
– Скоммуниздили у ЩИТа? На свою технику средств не хватило или мозгов? – Безучастно спросил он, подходя ближе.
– У моего филиала другая специализация. – Мужчина проглотил рвущееся наружу рычание, он ещё успеет усмирить этот острый язычок. – Есть вещи поинтереснее, чем конструирование машинок.
– Очевидно, скрещивать людей с пауками? Или профиль шире?
Аякс остановился перед спустившимся трапом, зацепившись рукой за крыло, как бы пропуская Питера вперёд и продолжая ухмыляться одним уголком губ.
– Ответы на вопросы внутри. Сделай шаг и узнаешь.
Вот и всё. Он, словно в замедленной съемке, оторвал ногу от крыши. Вокруг всё растворилось, он не замечал звуков неспящего города и прохладного ночного воздуха. Сто шестой этаж, а волосы не раздувало даже малейшее дуновение ветра. Всё замерло, наблюдая за его действиями, даже внутри повисла мёртвая тишина. Он уже забыл, когда последний раз ему было так тихо.
Как вдруг…
– Вступишь на трап, и я передам Тони, чтобы перекрыл тебе доступ к счету!
– Д-джеймс? – Голос дрогнул, но просто от неожиданности. Именно так оправдался перед собой Питер, резко обернувшись на угрозу, которая могла вызвать улыбку от нелепости, но не вызвала. Питер подавил слабость, сталкиваясь ледяным взглядом материализовавшегося в нескольких метрах от него мстителя. Дыхание у него было чуть сбившимся, но приоткрытые губы совсем не притягивали внимание парня. Ни капли. Зато погружения в синие светящиеся злостью и решимостью глаза избежать не удалось, но они почти сразу метнулись влево, разрывая тяжелый контакт.
– Френсис, серьёзно? – Питер удивлённо развернулся к мужчине, и впервые за вечер у того стёрлось безмятежно веселое выражение лица, предоставляя вид на вздувшиеся вены на виске и лбу. – Тебе пора перестать судить людей по себе. Думал, что эта идиотская постановка сработает?
– Она выполнила свою роль…
– Тебя зовут Френсис? – Прыснув, перебил его Питер и тут же словил на себе ментальный выстрел из глаз, но остался проигнорированным.
– Лучше бы ты продолжал сидеть в своей норе, как крыса, и дальше.
– А ты бы перестал прикидываться героем, Зимний солдат. – Фримен отчетливо сделал ударение на ненавистном обращении. И парень увидел, как у Джеймса заплясали желваки.
– Скучно! – Нараспев протянул он скорее для привлечения внимания. Как результат – возвращённое к нему и тут же смягчившееся лицо. И вот только, блять, не это…
– Куда ты с ним собрался?
– Тебя это уже не касается. – Питер безразлично развел руками, указав на мужчин, каждый из которых не уступал другому в размерах. – Давайте, решайте, что вы там будете делать – драться, убивать друг друга, и я либо улечу, либо пойду обдолблюсь чем-нибудь. Надоело.
– Слова истинного приспешника Гидры. Такие кадры вашей организации и нужны. – У Джеймса уже руки чесались разделаться с давним врагом, а затем сцепить обнаглевшего в край парня и хорошенько вытрясти из него всё дерьмо. Закричать ему в лицо, чтобы он очнулся, пришёл в себя. Но это было бы сравнимо попытке докричаться через пуленепробиваемое стекло до человека, сидящего в комнате для допроса. Ты его видеть можешь, он же тебя – нет. – Питер, посмотри на меня. – Парень даже головой не повёл. – Это не твой путь. Если ты пойдешь по нему, назад будет охеренно тяжело вернуться. Если тебе похер на меня, вспомни о Тони. Неужели тебе плевать и на него? Вспомни, сколько он дал тебе, как заботился…
Слова бились о барабанные перепонки. Абсолютно ненужные ему слова. Он должен был бы сейчас примотать Барнса к крыше, цепкости его паутины вполне хватило бы, и сесть в джет. Но реакция уже была запущена.
– Да что ты знаешь обо мне? – Машинальный шаг навстречу. – Кто дал тебе право решать, что я должен делать?
– Потому что я был на твоём месте, – предпринял Барнс последнюю попытку достучаться, стараясь не повышать голос. Но как же больно ему было смотреть на Питера. Когда всё закончится, он лично вырвет хребет Аяксу, ухмыляющемуся позади парня. – Они лишают тебя воспоминаний, чувств, чтобы ты беспрекословно выполнял их приказы. Тебе кажется, что у тебя другой случай, но, что бы он тебе там не наплёл, по факту ты будешь такой же марионеткой.