Обрывки бумаг, найденные во время разгребания обломков, дали понять, что там проводились эксперименты над людьми для развития сверхспособностей с дальнейшей целью сделать из них суперсолдат. Всё как с Баки в сороковые. Только о сыворотке ни слова не было, и показатели уцелевшего мальчика были совершенно другими. Джеймс знал, что они нашли папку содержащую информацию о нём, но она была отдана наверх ЩИТа в один конец. Также Джеймс знал, что в конечном отчете, подписанным Фьюри, значилась фраза «выживших нет», а у Старка появился приёмный сын по имени Питер.
В те годы он редко появлялся в родном городе. Фьюри нарадоваться не мог обретенному ресурсу и закидывал его в разные точки планеты практически без передышек. Стив иногда составлял ему компанию на этих миссиях, потом к команде присоединилась Наташа, и почти год они с ней работали в паре. Но в то время, когда он все-таки появлялся в Нью-Йорке, башня Старка всё равно оставалась запретным местом. Сначала из-за натянутых отношений с Тони, потом по причине ПТСР Питера.
А потом случился его «крестовый поход». Выпасть из жизни на долгий срок было не малым испытанием, но команда делала всё, чтобы он не оставался совсем один. Стив звонил и рассказывал о своих взлётах и падениях, разбавляя эти новости вздыханиями по Старку, которые всё чаще сопровождались румянцем на пол-лица, пока не привели к объявлению о свадьбе. И, видимо, чувствуя, что уделяет ему всё меньше и меньше внимания, Стив познакомил его со своим новым другом Сэмом Уилсоном. Это была подстава. Одиноко живущий мститель на полставки сперва утомлял его быстрее чем за минуту, но в итоге Джеймс привык к этой манере болтать без умолку и, так сказать, расслабился и стал получать удовольствие.
От Уилсона он по факту и узнавал основные новости о Питере, которые, к сожалению, находили подтверждение в словах Стива. О том, что парень не избрал их путь, несмотря на наличие способностей, и шёл по наклонной, также подтверждали таблоиды в интернете. Сэм добивал эту картину жалобами на поведение мальчишки чуть ли не каждый раз, и к моменту возвращения домой Джеймс уже был настроен категорично по отношению к парню. Единственное, что в нем сохранилось, это лучик интереса вперемешку с надеждой: а вдруг Питер его всё-таки узнает? Он знал про его частичную амнезию – вполне естественная реакция психики. Но вдруг?
И эту надежду с треском разбил взгляд безразлично смотрящего на него с тротуара парня, в котором Джеймс без малейшего труда узнал того забившегося мальчика. До последнего не веря собственным глазам, он просмотрел записи с городских камер и… лучше бы он этого и, правда, не видел. Одно дело эгоизм и надменность, другое – озлобленность и наслаждение от причинения вреда. Он бы хотел найти оправдание, но не мог. Именно против людей с такими качествами Джеймс боролся всю осознанную жизнь.
Но следующий день всё перевернул. За ночь Джеймсу не удалось сомкнуть глаз. Слова парня не выходили из головы – что-то с ним было не так. Если отсеять всю выплёвываемую приправленную сарказмом желчь, за ней будто бы не было ничего. Абсолютно пустые карие глаза. Неужели этого никто не замечал? Или никто не подбирался так близко?
«Стыд? Совесть? Тебе вообще знакомы эти вещи?»
Джеймс уже видел подобное, но пока не решался оформить догадку в конкретную мысль. Ведь этого не может быть. Старк, ЩИТ – они тщательно всё проверили. Поэтому сейчас он стоял перед дверью в комнату Питера, и даже к лучшему, что того не было дома.
Ручка легко опустилась, запуская его внутрь. Очевидно, парень совсем не боялся, что к нему зайдут в его отсутствие, либо скрывать нечего. Комната была безупречно чистая: идеально заправленная кровать, голые полки, стол с ровно посередине задвинутым стулом – если ты живешь с педантичной матерью, она будет довольна. Вот только, черт возьми, это не комната живого человека! Его и вчера это смутило, но перепалка и выходка Питера немного отвлекли внимание. Выходка… это так можно вообще назвать? Мог ли он когда-нибудь подумать, что спасённый им мальчик будет расстёгивать ему джинсы, стоя на коленях? Он половину ночи пытался выскрести эту картину из своего мозга. Джеймс, конечно, сам его спровоцировал, но «делай что захочется» никак не равно «отсоси мне здесь и сейчас».
Джеймс начал выдвигать по одному ящики стеллажа, и почти все они были пустые; в последнем стопкой была сложена пара десятков дисков. Просмотрев их и только удостоверившись в своих подозрениях, он с психом захлопнул ящик и, прикрыв глаза, глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Постояв так минуту, он сделал ещё один вдох и направился к двери, ведущей в ванную. И стоило её открыть, всё окончательно встало на свои места.
«Бак? Слушай, я…»
– Идиот! Так что мирись с мужем, который тоже идиот. – Баки на всех порах мчался к выходу из башни, прижимая плечом к уху телефон и надевая мотоперчатки. Не давая вставить слово, он продолжил. – Ты в штабе? Мне срочно нужны документы с Детройта.
Он толкнул двустворчатую дверь и выронил смартфон, сразу поймав в воздухе его левой рукой. Стив смотрел на него, нахмурив брови и, видимо, требуя объяснений, почему его только что обозвали.
– Я хотел сказать, что уже подхожу к дому. Зачем тебе в штаб? Фьюри тебя услышал, он уже дал приказание поднять архивы. И что за выражения?
– Мне, кстати, тоже любопытно. – Подошёл со спины Тони, мимо которого Джеймс пронёсся как ужаленный, даже не заметив. – Только побыстрее, мне ещё с доктором Чо переговорить надо.
– Уже не надо. Мне нужны не архивные записи, а тот документ, который хранится у самого Фьюри.
– Зачем тебе он? – Стив искренне недоумевал.
– По той же причине, почему вы идиоты. – И зная, что друг мгновенно поймёт его, – у него нет зеркала в ванной.
Озарение не заставило себя ждать, и на пристальный взгляд Стива, Джеймс кивнул.
Да, он знал, что это значит. Это значит, что ты не можешь смотреть на себя в зеркало, потому что, чем дольше ты смотришь на своё отражение, тем менее отчетливо ты себя видишь. Сначала это лёгкая рябь, а потом ты рассеиваешься, будто и не существуешь вовсе. Стив помнил, как первым делом, что делал Баки, когда они скрывались от правительства, это завешивал или снимал зеркала во всей квартире. Это, действительно, пугало.
– Папка не в ЩИТе, – послышалось сзади, и оба обернулись к побледневшему Старку, – она у меня.
– То есть ты утверждаешь, что у Питера прошиты мозги? – Спросил Тони, пока двое остальных рассматривали разложенные по всему столу в конференц-зале листы бумаги. Он уже не глядя мог пересказать всё, что там написано. – Мы проверяли: никаких аномалий или заслонов, все части коры головного мозга активны. Когда ты был Зимним солдатом, у тебя половина МРТ была почерневшей.
– Потому что это совершенно другой случай. Думаешь, они не продвинулись за половину века в рычагах воздействия? Один из погибших работников ведь был заслуженным доктором психиатрии? – Обратился Джеймс теперь к Стиву.
– Какой-то Нобелевский лауреат, имя уже не вспомню…
– Всё сходится. – Баки как можно спокойнее старался донести мысль до отказывающего признавать правду Старка. – На моём примере они убедились, что код в голове можно взломать. Если личность сформирована, достаточно одного важного напоминания о ней, чтобы все их планы скатились в трубу. Они поняли свою ошибку. Взяли случайного неокрепшего мальчишку, сделали из него мутанта, а дальше оставалось только промывать мозги раз за разом с помощью психологических приёмов, чтобы в итоге он вырос преданным их идеологии убийцей.
– Это домыслы. У Питера нет никаких предрасположенностей к насилию.
Джеймс опустил глаза на детскую фотографию, прикреплённую к досье. Открытый задорный взгляд, мягкая улыбка, радикально отличающаяся от той, которая была на лице Питера в их вторую первую встречу. Этого Старку лучше не знать.