— Бомгю?
Студент всколыхнулся и выпрямился так, будто по его спине провели холодным лезвием. Всё тело покрылось мурашками, а дыхание остановилось. Снег позади него заскрипел, и он хотел проклясть самого себя за то, что не было возможности даже повернуться — всё тело окоченело. Но голос… он был тихим, как шелест только увядающих листьев, не успевших сбросить летний цвет, был влажным, как утренний туман, оставляющий росу на букетах цветов для учителей. Осенний, сентябрьский голос. Время прошло, а он так и не изменился… только наливался мёдом.
Бомгю задрожал и кротко развернулся, топчась на месте. Да, это был он. Чон Чонгук.
Свет от свечи покрывал небольшое помещение спальни, выполненной в стиле, ближе к традиционному. На этом этаже также имелась комнатка-душевая, а из бытовой техники имелась небольшая переносная плита и микроволновка. В целом, преподавателю по травологии всего хватало, ему здесь было очень комфортно, и изобилие техники, какое предлагал ему директор, совсем не нужно. Он любил всё простое и жил просто и спокойно.
Бомгю сидел на тёплом полу за низким столом, сложив руки на коленях. Его пуховик висел на крючке рядом с лестницей на первый этаж, и Чонгук, проходя мимо, палочкой очистил обувь и верхнюю одежду от снега, а также убрал разводы на полу. Прерывать тишину было очень страшно. Бомгю робко поднимал взгляд на внешне спокойного сонсеннима, который стоял у конфорки и гонял посуду по кухне, чтобы набрать воды в кастрюлю и сварить прибывшему гостю чачжанмён. Их преподавателем по травологии был молодой мужчина двадцати шести лет с очень стеснительным и услужливым характером, который умел прогибаться под чужие правила так, что его никогда никто не трогал и никто ему не желал зла. Таким он был, божьим одуванчиком — никогда не спорил со студентами и не вступал в дебаты, искренне любил свой предмет и был рад каждому, кто явился на лекцию. Отсутствующих он никогда не винил и пропуски не ставил, потому что в какой-то степени понимал, почему некоторые не посещали его занятия.
Бомгю был одним из немногих, кто не пропускал ни одного урока за всё обучение, и, что странно, очень хорошо писал тестирования по этому предмету. Очень многое проходило мимо его ушей, но травологию он, сам того не замечая, выучил хорошо. Притом что это произошло совершенно случайно. Просто вслушиваясь в голос, он запоминал абсолютно всё. Сначала ему было очень страшно признавать, что он влюблён в преподавателя, но спустя какой-то период времени, приняв себя и побеседовав с психологом, а после и с хёном, он решил, что это нормально. Но всё было гораздо сложнее, потому что учитель упорно не шёл к нему на контакт вне лекций.
Чонгук был нелюдимым, цветы и растения ему всегда были ближе, чем живые существа, в особенности разумные. Он поэтому и жил обособленно в своём маленьком мире. В самом здании академии появлялся он изредка, и то, чтобы зайти на склад или навестить алхимика, потому что понадобилась помощь, удобрения или зелья для заболевших растений. Чонгук и выглядел так же — одевался он в обычные свитера, которые прошли через многое, носил очки, много работал и постоянно ухаживал за растениями дома и в оранжереях. Вообще, вся растительность, что есть на территории академии — его заслуга. Он тщательно следил за здоровьем, ростом и развитием цветов, как за детёнышами, и поэтому ученики постоянно могли любоваться зеленью и разноцветными бутонами.
И Бомгю со своей влюблённостью совершенно не вписывался в идеологию его жизни. Это убивало их двоих изнутри.
Несмотря на всё, студент приходил часто, много раз оставался после лекций, приходил на консультации, на дополнительные. Иногда приходил просто так с ланчем или каким-то бесполезным, но милым подарком. Это никогда не работало, но он не сдавался, пока не произошёл тот случай полгода назад.
Он пришёл тогда без предупреждения, просто потому что захотел повидаться, прошёл в оранжерею. Тогда велась кропотливая работа над лечением одного из ядовитых цветков, который больше не мог питаться самостоятельно мелкими насекомыми, и для него было необходимо временное удобрение, собранное из кислот. Небольшую баночку с пипеткой травологу предоставил алхимик с предупреждением о том, что вещество опасно и разъедало кожу. Естественно, сонсенним пользовался перчатками, но… дальше он был просто в чёрной рубашке, которая никак не защитила его. По неосторожности Бомгю кислота попала на левую руку учителя, и его пришлось срочно госпитализировать, в медпункте он пролежал почти две недели, после чего ходил с бинтами на руке.
После этого Бомгю на лекции не приходил.
Но сейчас он был тут. Пытался разглядеть повреждённую руку, но никак не получалось — любовь Чонгука к длинным рукавами и большим тёплым свитерам из колючей ткани мешали видеть его. Бомгю было стыдно. Когда кастрюля с лапшой приземлилась на дощечку, он не прикоснулся к ней. Просто вдыхал аромат и пытался собраться с мыслями.
— Вы пришли по делу или просто так? — Чонгук, севший с краю, смотрел на свои руки и перебирал пальцами края рукавов. Пламя от свечи отражалось в его очках и делало преподавателя более строгим и серьёзным. От этого становилось хуже.
— По делу… — запнулся техник. — Я… сонсенним… Я бы очень хотел извиниться…
— За что?
Говорить было сложно. Мало того, что Бомгю просто элементарно не мог в голове сложить звуки в слоги, так ещё и педагог усугублял ситуацию своим… равнодушием? Ему очень не хотелось в это верить, но он продолжал формировать свои мысли, чтобы донести до старшего всё то признание глубокой вины, что он пронёс за эти полгода.
— Знаете… Ну… Сонсенним, я бы хотел извиниться за… тот случай… — его голос задрожал, но Чонгук, кажется, остался непоколебим, даже никак не двинулся. Чхве выжидающе смотрел на него, пытаясь угадать, о чём же он всё-таки думал. — Мне очень жаль… Я очень боялся, что вы злитесь, и…
— Я не злюсь, — Чонгук прокашлялся в кулак и поправил очки, уводя взгляд от стола в противоположную от студента сторону. — Точнее, я злюсь. Но не из-за того случая.
— Тогда… из-за чего?
Преподаватель замолчал, и, честно, лучше бы он выплеснул всю свою злость прямо ему в лицо, чем оттягивал время вот таким образом, пытаясь соорудить такие фразы, которые ёмко опишут его отношение. Бомгю не нужно было ёмко! Ему нужно было честно и быстро, иначе сердце остановится раньше положенного. Не доживёт он.
— Я злюсь из-за твоего молчания. Ты просто ушёл. А я остался.
Бомгю почувствовал, как к глазам подбирались слёзы. Вместо того, чтобы избавиться наконец от омерзительного чувства вины, он осознал, что всё это время лишь приносил отчаянное бремя одиночества своему преподавателю. Желая спасти его от самого себя, он лишь усугубил ситуацию, даже письменно не попросив прощения. И теперь ему было понятно — его не простят.
— Съешь лапшу и иди обратно в академию. Уже поздно.
Чонгук встал и ушёл в ванную комнату. Бомгю с громким стуком ударил локтями по столу и зарылся ладонями в двухцветные волосы, наконец осознавая в полной мере, какой же он дурак.
⟡ ⟡ ⟡
— Ты либо смелый, либо глупый, — рыкнул Субин, крепко сжимая палочку, что была направлена в сторону юноши. Дракон на рукояти с пробитой пастью, казалось, был готов вот-вот извергнуть пламя в его сторону. Левая рука держала палочку неуверенно, и любое заклинание могло попасть как в парня, так и в землю. Даже если спортсмен захочет блефовать, не факт, что у него действительно получится только запугать, а не нанести травму. Ёнджун смиренно ждал, пока его недособеседник успокоится. Ему не навредят. Субин идиот, но у него есть мозги.
— Я пришёл поговорить.
— Нам с тобой не о чем разговаривать.
— Возможно, сложно в это поверить, но у нас общих тем для разговора больше, чем нисколько, — он сделал шаг вперёд, и каблук его туфли грозно цокнул. Танцор поднял свою трость и приставил её к животу парня, слегка надавливая. — Опусти палочку.
— Нет, — он вдруг резко дёрнулся, крепко схватил второй рукой «разукрашенный» атрибут и вырвал из чужих рук, взглянул поближе. На ручке был вырезан из дорогого металла хищник, вероятно, пума. На длинном узком дереве были выжжены цветы. — Зачем тебе трость? Ходить сложно?