Приблизительно к четырём часам вечера двадцать четвёртого марта все приготовления были готовы, оставалось только приготовление еды, но практически все отказались от такого заманчивого предложения. Искупанные и переодетые в новые вещи, ребята разошлись по компаниям и домам, кто-то отдыхал на улице, а кто-то в любимой родной постели. Оставшийся вечер они провели в отдыхе, и перед отбоем всех созвали на перекличку, а затем снова предупредили, что подъём в восемь. Многие были в предвкушении, потому что часть студентов раньше никогда не участвовали в фестивале кизила, остальные же обожали эти традиции. Сонхун собрал всех своих и попросил сильно не выдыхаться за следующий день, потому что на вечер и часть ночи у него был отличный план времяпровождения. Делать было нечего. Многие выдохнули спокойно — хотя бы не сегодня.
⟡ ⟡ ⟡
Ворон пролетел в сантиметре от земли, усыпанной пеплом, громко прогремел рыком из грудной клетки и исчез в плотном тумане, сверкнув чернеющими пятнами глаз. В лёгкие забралась пыль вместе с прахом, и юноша закашлял, сгребая в ладонях землю вместе с серым порошком, ощутимым, как мягкий песок. Весь он был измазан, словно в саже.
Ёнджун поднялся на локтях. Тело ломило. Его карие глаза осветлились, обесцветились, в них больше не было живого блеска. Пустырь вокруг, погружённый в дым, только иногда прорастал сухими голыми деревьями. И огромная щель посреди серой пустыни была наполнена мутной водой, смутно напоминавшей знакомый пейзаж. Ёнджун сел, осмотрелся. Он не чувствовал тревоги или страха. Он не видел ничего реального, ничего живого, так что ему нечего было опасаться здесь. Но его схватило волнение за реальность, к которой он не мог вернуться.
Вдали послышался птичий крик, и ещё один ворон пронёсся по сухой земле с кучей трещин, собрал пыль и врезался неповоротливо в ствол дерева, падая замертво. От этой смерти Ёнджун окоченел, и его вдруг тронули за плечо.
Над ним нависала прекрасная принцесса. Её рука сильно сдавила плечо, словно собиралась проломить кости, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не пустить слёзный поток. Спереди подул сильный ветер, пуская прах в глаза, и он невольно вернул взгляд обратно. Теперь эта пустошь не была так пустынна.
Деревья горели насыщенно-алым пламенем, их чёрная кора не превращалась в пепел, они продолжали своими пиками разрезать дымовую пелену. Перед ним лежали обескровленные тела давно ушедших в иной мир людей. Их иссиня-серые тела неподвижно лежали на твёрдой почве. Река начала беспокоиться.
— Их души разделились на три части заведомо до случившегося. Это нельзя предотвратить, — начала девушка над ним. Он узнал её. Проводница душ. Принцесса Бари. Её волосы на глазах стали седеть, брови редеть, морщины проявляться отчётливее, и вся она усыхала скоротечно, глаза её блекли, слепли. — Хон, кви и пэк. Душа-хон отправляется на небо, душа-пэк в землю, душа-кви — в табличку синчжу. Но некоторые души не способны разделиться.
И тогда проводница превратилась в прах, а Ёнджун пугливо обернулся к трупам. Теперь они стояли и смотрели на него, глаза их сияли, словно подкрашенные хакманиты.
Бомгю местами напоминал иссохшую мумию, его тёмная одежда была изорвана, будто его терзали псы. Субин был мокрым, грязным, покрытым золой, его чёрные волосы склеились и свисали острыми льдинами. Сонхун и Сону были неотличимы друг от друга: их грудная клетка и конечности чернели на глазах, где-то подгорая, словно края тлеющей бумаги. Хисын, которого Ёнджун отличил с трудом, был единственным, кто не смотрел в душу. К парню закрались подозрения, что у него не было глаз, а веки накрывали две ямы. Тэхён и Джихо держались за руки, и их ладони были не просто сцеплены, они были склеены, сплавлены вместе, как металл, слившийся воедино при высокой температуре.
Треск позади и внезапный жар его отвлёк.
Оранжевый свет облепил его и заставил вздрогнуть. Пламя дугой обвело его, со всех сторон надавило, пытаясь дотянуться длинными языками до его нетронутой ненастьями кожи. Он пополз от этого, зашевелил ногами, сдирая колени и пиная мелкие скопления камней. Он отползал, не в силах встать, пока не упёрся во что-то. Чьи-то до ужаса ледяные ноги. Подняв в сердцах голову, он увидел покойников совсем рядом. Они окружили его, и их мёртвые глаза, тронутая ожогами кожа и сгоревшие её части завладели всем его вниманием. Ёнджун не сдержал крика и предпочёл отползти к огню, а затем, увидев, как к нему протянули тлеющие руки, уткнулся в колени, накрыл голову руками и заорал, пытаясь перебить всю реальность его сознания.
— Это ложь, ложь, ложь! Ложь… ложь…
Повторяя, как мантру, одно и то же слово, он пытался переубедить своё сознание в своей собственной истине. Но он упорно продолжал находиться здесь. Не мог его вещий сон быть таким. Внезапно его кисти схватили, плечи сжали, заставили выпрямиться и распахнуть глаза, увидеть то, что творилось впереди.
Огромный вихрь чёрной материи распространялся и увеличивался с поразительной скоростью. Сложно было уследить за его стремлением заполнить собой всё пространство, но этот вихрь был устрашающим. Ёнджун видел его раньше. Видел его в прошлый снах. Видел его в книге.
Обскури.
— Прощение — твоё исцеление. Дракон появляется из ручейка, Ёнджун, — гремел чей-то голос до тех пор, пока парень не отключился.
⟡ ⟡ ⟡
День праздника начался рано. Горны, приветствующие весенних божеств, которые должны были заставить цвести кизил, протрубили в шесть. После зова по деревне прошёлся буйный ветер, словно речные драконы, выпрыгнув из реки, пронеслись вдоль бодрствующих корейцев. Многие местные сегодня вышли в пять утра, чтобы встретить речных божеств лично. Все верили в то, что именно сегодня, двадцать пятого марта, имуги вырывались из своих зимних оков и, наконец, поднимались из реки на землю, согретую солнцем. Птицы пропели приветственные песни, ласточки с лазурными хвостами пролетели между домов, будя всех спящих. Сначала по главной круглой площади, а затем по всем длинным аллеям, текущим от неё, словно множество рек от озера, прошёлся шлейф музыки. Свист, громкие разговоры, поздравления и обсуждения грядущего пиршества звучали отовсюду.
Счастливчики, которые могли не обращать внимания на повсеместный сон, тоже встали, но уже из-за того, что обделённые счастьем соседи принялись их расталкивать и будить. Сонхун и Сону ворвались в комнату к Ёнджуну и Бомгю, хотя они даже ещё не встали с кровати, вымученно пытаясь заглушить звуки с улицы. Парни уже были одеты в праздничные ханбоки, их волосы были взбиты, словно сладкие сливки, и вились, совсем как цветки кизила. Лица их были украшены рисунками, а у Сону сквозь его локоны выглядывали два серебряных лисьих уха, даже не спрятанные магией. Правда, пришлось им попотеть вчера, чтобы дать трём хвостам возможность выбраться из-под широких золотых с сияющими нитями штанин.
— Подъём! — завопил лис, бросая на подножие их кровати два ярких мужских наряда.
— Дедушка ждёт всех через полчаса, — Сонхун улыбнулся и потянул хохочущего Сону за собой. Где-то послышался звонкий голос Джихо, примеряющей ханбок с красивой росписью ласточек на подоле, а следом комплименты Тэхёна.
Ёнджун обернулся на лучшего друга. Перед его собственными глазами плыли огни, а в носу стоял стойкий запах пепла. Бомгю же пытался ещё ухватиться за столь далёкий сон, зарывался лицом в подушки и вздыхал, чувствуя на себе взгляд таких же сонных карих глаз. Но в одном они были различны: Ёнджун настроился на пробуждение. Он не хотел больше видеть то, что разрушало его изнутри.
«Дракон появляется из ручейка». Известная корейская идиома, знакомая ему с самого детства. Он не мог понять, что именно ему было послано. Услышав за пределами комнаты новый прилив визга, Чхве решил, что изучение книги он отложит на вечер.