— Мне так жаль, — Ёнджун схватил его за ладонь и крепко сжал. В его глазах треснуло стекло.
— Береги себя, хён. Я не хочу, чтобы очередной загонщик сломал кому-то жизнь.
⟡ ⟡ ⟡
Всё устаканилось ближе к четырём часам утра, но всё ещё не светало. Практически все легли спать, на дома наложили защитные чары, которые будут на малейшую опасность включать сирену. Некоторые были против такой системы, но большинство проголосовали за. Никто из министерства так и не прибыл, и авроры остались в меньшинстве. После звонка, наоборот, многим показалось, что они стали подавленными и более раздражёнными, особенно Чжиын. Кто-то говорил, что министр очень грубо отказал ей в просьбе.
Ёнджун сидел на уличной закрытой качеле, забравшись внутрь с ногами. Бомгю уснул вместе с Джихо, Сону и Сонхуном на футоне, вместе с ними остался дедушка Кан, разложивший спальное место со стороны входа в комнату. После случившегося старик до жути волновался за внука. Конечно, ему не было всё равно на других, но внук — это близкое, родное, самое лучшее. Если бы ему нужно было делать выбор, он был бы очевиден.
Ёнджун прикрыл уставше глаза. Некоторое время назад его желудок снова стал ворчать, и сейчас, вроде бы, отпустило. Он всё думал о том, что завтра с утра, когда его привычное состояние снова вернётся, он снова не сможет нормально воспринимать Субина. Ночью всё было совсем другим. Он чувствовал людей по-другому. Перед сном все становились собой, отпускали всё напряжение, весь контроль, раскрывали свою истинность. Почему-то Ёнджуну подумалось, что разделение на факультеты — это гениальная мысль. Только схожие люди готовы принять настоящие личности своих соседей.
— И чё ты здесь расселся?
Ёнджун открыл глаза и поднял голову. Возле дерева стояла высокая мощная фигура, напоминающая Субина. Собственно, это и был он. Старший поджал ноги ближе к себе, словно стараясь сбежать от кошмара. Но кошмар пришёл к нему. Сел рядом.
— Спать бы пошёл.
— От тебя слышу, — Субин не поднимал на него глаз, рассматривал протез, блики на нём, горящие кнопки. Конечно, видеть их в тысячный раз было гораздо интереснее.
— Не хочу спать, — едва слышно ответил Ёнджун. Его глаза слипались, но он держался, надеясь на холодный ночной воздух. — Я не хочу видеть кошмары снова. Я видел этот пожар во сне.
— И он не сбылся. Никто не умер. Не строй из себя ясновидящего.
Ему не ответили, и это оказалось гораздо более неприятно, чем если бы его накрыли ругательствами с ног до головы. Он повернул голову и упёрся взглядом в старшего — тот надел розовый джемпер Чонвона, одолжив на время, и позаимствовал старые джинсы Сонхуна, с которым у него, к счастью, один размер. Точно. Все же вещи Ёнджуна сгорели…
— Эй. Ответь хотя бы.
— Не хочу ссориться. Говори, что хочешь, — прошептал тот.
И что говорить? Субин пошаркал кедой по земле и пнул несколько маленьких камней.
— Почему ты сделал это?
— Сделал что?
— Не заставляй меня это говорить, — буркнул Су. Это заставило Ёнджуна взглянуть на него, и тот сейчас определённо выглядел, как большой ребёнок, пиная камни и дуя огромные щёки.
«Я не хочу, чтобы очередной загонщик сломал кому-то жизнь» — появилось у него в голове. Ёнджун бы извинился перед Джейком, наверное.
— Ну тогда я не понимаю, о чём ты, — вздохнул он и опередил вдруг младшего, собиравшегося что-то сказать. — Не обзывайся.
Су закрыл рот и запыхтел.
— Иди ты…
— Если назовёшь меня хёном, я объясню.
— Ещё чего! — Бин распахнул глаза и дёрнулся, и качели пришли в движение. Они стали медленно покачиваться. Старший только пожал плечами, устроился чуть удобнее и прикрыл веки. Парень сжал кулак от несправедливости. — Ты выводишь меня. Расскажи. Эй! Слышишь меня?! — он пытался сдерживать пыл, но просто не мог. Как ему хотелось встряхнуть его и накричать. Щёки запылали, а внутри от нервов всё свернулось. — Как ты бесишь. Хён. Ёнджун-хён. Хён-хён-хён. А теперь выкладывай.
— Фу, как некрасиво. Как ребёнок, — фыркнул Джун и выпрямился, оказался ближе, чем был до этого. — Это, наверное, всё было неправильно. Я не знаю, почему так поступил. Наверное, я хотел выбесить тебя, и тогда я был способен только на это. Вот и всё…
— Ты серьёзно?! — Субин повысил голос, но вовремя заметил это и притих. Он продолжал играть в холодного принца, и это бесило. — Ты выглядел так… ужасно…
— Ужасно прекрасно, ты хотел сказать? — подшутил он, закрывая глаза. — Напомню тебе, что ты даже не ударил меня. Мне кажется, это многого стоит.
— Лежачих не бьют. Ты был под кайфом, как я мог тебя ударить?
— О, так у нашего Субини есть честь и гордость? — он рассмеялся и снова поёрзал, пытаясь найти нормальное положение. Младший щёлкнул языком на манер танцора. — Повторяешь за мной?
— Пошёл к чёрту.
— Субин, — он снова сел по-другому, и на этот раз развернулся всем корпусом к спортсмену. Тот повернул голову, ожидая продолжения. — Я боюсь, что все, кого я видел, умрут. Это ведь не так?
— Ты чё, хочешь, чтобы я с тобой сейчас сюсюкался? — он скривился, как девушка перед слизняком. Несмотря на это, он ощутил что-то незнакомое. Даже Бомгю с ним так не говорил. Это был какой-то новый, исключительный опыт. Неизвестно, правда, положительный или нет. — Что ты хочешь от меня?
— Какой ты тормоз, Субин. Тормоз, идиот, придурок, ой, — начал перечислять Ёнджун, но его поток слов оборвался, когда качели снова задвигались, а перед лицом вдруг оказался хмурый младший с покрасневшими нижними веками и носом. Это было неожиданно. — И что ты будешь делать?
Ён проследил глазами за потянувшемуся к нему протезу. Он охладил до мурашек и озноба его шею, и старший дёрнулся, отталкивая от себя железку.
— Дурень.
— Заткнись, Ёнджун. Ты знаешь, что я тебя ненавижу? Ненавижу. Надеюсь, что однажды ты… — он не договорил, потому что услышал издевательский смешок. Словно бы Ёнджуну было смешно, забавно. — Чёрт. Как ты меня бесишь.
Была очередь Субина идти в наступление, и Ёнджун скользнул бледными пальцами сначала по чужой щеке, затем скользнул за спину, закидывая руки назад, как канаты. Он подумал, что если у него будет кто-то сильный, кто смог бы его защитить, он бы и уснул на пару часов до восхода солнца.
====== Исполнение желания и возвращение к истокам ======
Хёнун прикладывал к новому кровоподтёку под глазом ледяную ложку. Сегодня снова был один из тех эпизодов, когда он пытался вырваться, добраться до кого-то снаружи, пытался выместить злость на ком-то живом. И он добился своего, когда раздражённый охранник, здоровенный бугай, присланный всего на несколько часов (молоденький юноша срочно уехал домой из-за семейных обстоятельств), выбил из него всё, что мог, пока гнев не покинул разум Хёнуна. Одного «хватит» вместо «сдохни» с его разбитых уст хватило для того, чтобы мужик прекратил, оставил очередное предупреждение и вышел.
Так Хёнун и сидел всю ночь. Он был особенно нервным, потому что накануне ему объявили, что слушание проведут утром. Думая об этом, он не мог сомкнуть глаз, и холодные стены изолятора помогали ему оставаться в сознании. Он за это время не придумал ничего лучше, чем просто молчать и на особо провокационных вопросах отнекиваться. Он догадывался, что если он признает вину, то срок ему или скосят, или смягчат, но при мысли о том, что он отправится в Кохакугаву, бросало в дрожь. Он слышал, что волшебники натурально сходили с ума там, становились чокнутыми безумцами, так что неважно, как долго он пробудет там, он никогда не станет прежним. Он уже за это время успел помолиться всем божествам о спасении, но чем дальше заходила стрелка на часах, тем меньше надежды у него оставалось.
Ближе к шести часам он уже клевал носом, но из дрёмы его вывел ритмичный стук в окно. На карнизе сидел белый голубь, настойчиво смотря чёрным глазом внутрь. Хёнун захотел его прогнать тут же, но после того, как подошёл, тоска окатила его волной. Наверное, голубь — единственное доброжелательное существо сейчас рядом с ним. В лапе был свёрток, который птица взяла в клюв, подошла к щели у окна и стала с трудом просовывать внутрь. Хёнун попытался помочь, но как только он дотронулся до рамы, его ударил ток.