Помимо всех, ещё были репортёры, которые снимали всё до того, как он вошёл, и сейчас полностью сконцентрировались на нём. Он улыбнулся и показал им в камеру средний палец.
— Он правда сделал это?
— Он выглядит таким молодым.
— Это правда, ему только восемнадцать.
— Да я ему в матери гожусь!
Хёнун поднял глаза к верхним скамьям, на трёх дамочек, что так беспардонно обсуждали его, находясь в одном зале. Они, встретившись с ним взглядами, сначала умолкли, и он подумал, что выиграл, только вот всего на несколько секунд.
— Он жуткий.
— Согласна. Это каким нужно быть монстром, чтобы в восемнадцать лет хотеть убить своего друга?
— Я слышала, они всю жизнь дружили.
— А я слышала, что они дружили ещё до рождения, что их мамы были подружками.
Какой бред — Хёнун просто закатил глаза и раскинулся на стуле, расставив широко ноги. Они не знали, что у его матери никогда не было подруг. Они ни черта не знали. Теперь, сидя здесь, он почувствовал, как вся тревога сошла, и вместо неё пришла усталость. Он хотел поскорее со всем закончить и уйти. Ему всё ещё не казалось, что он правда может попасть в тюрьму. Должна же быть какая-то справедливость.
Дверь открылась совсем бесшумно, но все внезапно замолчали, и только звон электронных приборов, раскинутых по помещению, звучал в ушах. Хёнун поднял опрокинутую голову и уставился на двоих. Судья и его секретарь вышли из подсобного помещения, которое связывало особые ходы и коридоры министерства с залом заседания. Чхве Доун, в судейской мантии, с чёрной рабочей палочкой, сел на своё место. Выждав немного времени и согласовав всё сначала с секретарём, а потом с сидящим по правую руку верховным чародеем, он постучал увесистым молотком по подставке.
— Дисциплинарное слушание двадцать шестого марта о нарушениях, совершённых Ким Хёнуном, проживающим по адресу Тондэ-мун, Чон-ро 44-гиль. Допрашивающие — Чхве Доун и министр магии господин Ли Сомун. Подсудимому вменяется в вину следующее: то, что он сознательно и с полным пониманием незаконности своих действий, полностью осведомлённый о запрете непростительных заклинаний, произнёс два из них, используя первое на магле, а второе — на волшебнике. Вы отрицаете, что использовали их?
— Нет, — смело ответил Хёнун, выдерживая на себе многочисленные взгляды.
— Вы знали, что использование непростительных чар имеет свои последствия?
— Разумеется. Я не делал этого.
— Волшебники и волшебницы Дэбобвона… — начал министр магии, но вдруг среди всех сидящих подняла руку вверх одна миловидная полненькая женщина в скромном пиджачке и юбке. Она держала на плотно сведённых коленях сумочку, из которой торчала волшебная палочка.
— Слушаем вас, — кивнул Доун.
— Я свидетель защиты, Иль Минджу, сотрудник академии.
— Вы получили наше сообщение о переносе времени проведения слушания? — грубо спросил министр магии, переглянувшись со своей женой. Хёнун внимательно, во все глаза следил за этим и всё не мог понять одного: у него был свидетель защиты? То есть, кто-то хотел спасти его? Но эту женщину он никогда не видел, а если и видел, то не мог вспомнить. Она точно не преподаватель.
— Конечно, — она улыбнулась, одарив судью мимолётным взглядом. — И я хочу подтвердить невиновность моего подзащитного. Он действительно не применял данные заклинания.
— К сожалению, поскольку вы не можете нам представить свитеделей этого события…
— Прошу прощения, министр, но можем, — Минджун снова улыбнулась.
Хёнуна посадили в стороне, на небольшой выступ под трибунами, и он сосредоточенно наблюдал за свитеделем, которым выступала эта женщина. Он точно, двести процентов, зуб даёт, голову на отсечение — да что угодно, — что он не видел её там. Там не было никого! Совсем никого! Иначе бы… иначе бы она была свидетелем со стороны следствия. Он ведь знал настоящую правду. Из-за этого ему было неспокойно на душе. Он тяжело глотал быстро выделяющуюся слюну и кусал щёки изнутри, терзал губы, стучал ногой и постоянно получал палочкой по колену от сидящего рядом сопровождающего.
Минджу же была совершенно спокойна и непринуждёна. Она прижимала к себе сумочку, слегка, правда, теребила рукава, но это спокойно вписывалось на волнение в судебном помещении. Судья пробежался глазами по документу, лежащим на кафедре, и снова обратил взгляд к женщине. Теперь в середине была она. На Хёнуна сейчас всем было всё равно.
— Пожалуйста, опишите нападение, — прозвучал высокий, мягкий голос заместителя министра. Госпожа придвинулась поближе, с удовольствием уставившись на свидетеля, распятого солнечными лучами перед толпой кровожадных людей.
— Никакого нападения не было совершено, — ответив на улыбку, сказала Минджу. — В день инцидента, в субботу тринадцатого марта, я со своей дочкой находилась в башне Намсан, мы отмечали её повышение на работе. Моя дочь пригласила меня, своего мужа и его родителей на ужин. После одиннадцати мы собирались уходить, и перед тем, как пойти домой (моя дочь уехала вместе с родителями мужа и с ним самим), я хотела зайти в круглосуточный маркет. Знаете, тот, что находится в парке Намсана? И я увидела на площадке их. Конечно, я сразу узнала всех детей, но мне было интересно, что же они делали в такое позднее время в городе, всё-таки некоторые были несовершеннолетними, — когда она говорила, она в большей степени смотрела на министра и его жену, как на своих противников. Доун же выглядел несколько напряжённым, потому что в этом всём тогда участвовал его сын. — Я хотела подойти к ним, но они начали драться, и моего подзащитного, Хёнуна, с помощью заклинания перевернули.
— Кто, вы можете сказать?
Минджу нахмурилась, будто что-то вспоминая, но на деле она прекрасно знала, кто использовал заклинание. Ей стоило взвесить все за и против. Немного повременив, она всё-таки приняла решение.
— Пак Сонхун.
— Что? — разлетелось удивлённое по залу.
Женщины и мужчины стали переговариваться, все прекрасно знали, кем был Пак Сонхун. Доун постучал молотком по подставке, заставляя всех сохранять тишину.
— То есть вы хотите сказать, что несовершеннолетний сын председателя Пак Чону использовал волшебство вне стен школы, зная о запрете для несовершеннолетних и последствиях?
— А вы хотите сказать, что не знали этого? — внезапно раздалось со стороны Минджу, и она провокационно посмотрела в объектив камеры. — Мне казалось, что любые заклинания приходят в базу данных. Не ожидала, что министерство настолько коррумпировано, что способно закрывать глаза на нарушения детей.
— Кхм, — Доун потянул себя за воротник и посмотрел в сторону министра, непроизвольно хмурясь. Нет, он действительно не знал таких подробностей. А вот Сомун сидел и чесал свой затылок, а после тёр переносицу, вытирал глаза и тяжело вздыхал. Он знал, что их министр та ещё сволочь, но не думал, что он зайдёт так далеко. — Продолжайте, госпожа Иль.
— На чём я остановилась?
— Вы увидели, как Пак Сонхун использовал… какое заклинание?
— Точно, — она немного нервно заёрзала и выпрямилась. — Пак Сонхун использовал э… — Минджу запнулась, чуть не выдав «экспеллиармус». — Эверте статум, господа. Моего подзащитного перевернуло в воздухе, и насколько я поняла, Пак Сонхун таким образом пытался защитить их общего друга.
— А было из-за чего защищать? — вставил верховный маг, глянув на неё из-под линз прямоугольных очков.
— Хёнун и его друг, Чхве Субин, немного повздорили. Но всё это было лишь на словах, и…
— Я вынужден прервать этот удивительно хорошо отрепетированный рассказ. К сожалению, у нас есть доказательства, которые опровергают ваши показания, — заявила заместитель министра. — Прямо в этом зале мы продемонстрируем всем вам историю заклинаний палочки, пренадлежащей нашему подсудимому, и вы все убедитесь, что всё сказанное здесь лишь вымысел, а упоминание сына председателя — клевета. Прошу, свитедель защиты, займите своё место.