— Вот же тварюга, — выдохнул мужчина под смех Боа, наблюдавшей со стороны. — Напугать меня решил? Не боюсь я тебя, — с улыбкой сказал он, пригладив длинные белые усы животного. Он взял рыбу из специального контейнера и скормил ему, и тот снова решил поиграть в хищника, чуть не оттяпав гостю руку.
Дедушка вернулся домой в одиночестве. Пускай он давно жил один и следил за хозяйством самостоятельно, принимая у себя туристов, каждый раз после каникул Сонхуна он чувствовал себя грустно. Обычно он не сдерживался от слёз, прощаясь с внуком. Он не мог простить своему сыну то, что его единственный внук воспитывался в таких строгости и контроле, даже в страхе, это мужчина видел во всех капризах подростка, но тем он и был любим. Человек всегда должен иметь характер. Уверенность в себе и своих словах, какими бы глупыми они не были. Сонхун с этим прекрасно справлялся, и на деле он был мальчиком очень умным.
Во дворе требовалось пересадить парочку деревьев и заменить землю возле сгоревшего дома. Вооружившись палочкой, он стал выкапывать саженцы и временно пересаживать их в ведёрки, наполненные торфом. В целом, тут требовалась глобальная работа, но мужчина надеялся, что в будущем друзья Сонхуна сдержат своё слово и навестят старика в деревне. Порой в одиночестве было слишком тоскливо, хотя он иногда ходил в гости к старым друзьям. Таких осталось очень мало. Занимаясь садом, мужчина думал о прошлом.
Из всех у него осталась только соседка, работающая в местном магазинчике, а ещё друг, с которым они познакомились на службе в армии и прожили вместе долгое время в молодости. Других не было. Лучший друг, с которым они были не разлей вода больше пятидесяти лет, погиб у него на глазах, упав с лестницы и разбив череп. Родной брат скончался от инсульта. Жена погибла несколько лет назад от старости, к счастью, и он безумно рад за неё, что она прожила счастливую жизнь, несмотря на все болезни. Но, в целом, он был один, но не был одинок. По крайне мере, не всегда. Хоть и поговорить не было с кем.
— Эй, Сынджон, опять работаешь с утра до ночи в своём саду? — возвращаясь с работы, соседка заглянула через низкую калитку внутри ансамбля ханоков. Дедушка Пак обернулся, расцепив руки за спиной и положив их по плотным бокам.
— Мой любимый сад, — гордо отозвался он. — Сама видела, что тут натворилось.
— Видела, как не видеть! — воскликнула она, держа пакеты в руках. — Такого ещё не видано было у нас. Но знаешь, я сколько ходила на фестивале, все твои гости были такими милыми, я так хотела затискать Сонхуни, твой внук такой красавец! Ну жених! — улыбалась он, видя, как мужчина горделиво поднимал подбородок, как бы говоря: «это мой внук, да!». — И друг у него милый, просто прелесть! Дочка моя так любит всяких этих квисинов, просто без ума! Ой, видела бы она… а я говорю ей, поезжай до бабки своей, не пожалеешь, а она — «нет, бабуля, мне и тут хорошо». Да что ж хорошего-то в вашем Сеуле, а? Вот скажи мне, Сынджон?
— Дурёха она, вот что скажу, Сыхён. Ничего молодёжь не понимает. Но эти мне обещали вернуться, — спрятав смущённую улыбку, мужчина махнул рукой. — Ладно, иди давай домой, а то наш друг милый выдует всю вишнёвку и будет добр.
— И не говори, ой, пошла я, — она рассмеялась и потопала дальше медленно и аккуратно.
Настроение у Сынджона поднялось. Перекапывая дальше участок, он заметил в корнях что-то железное и надел перчатку, зарываясь пальцами в почву. Он откопал свою старую зажигалку и рассмотрел под слабым светом уличных ламп. На стали был выгравирован дракон.
— И что ты тут делаешь? А я думал, что потерял тебя…
Мужчина отнёс вещь в свой дом на кухню и положил возле газовой плиты, переводя взгляд на фотографию в рамке, что стояла здесь давно и грела его душу с сердцем. Каждый раз он, будучи здесь за готовкой или приёмом пищи, смотрел на неё и улыбался, иногда высказывал переживания или делился радостными новостями, и ему всегда становилось легче. Это была их общая фотография с женой и внуком. Самая любимая и самая нежная фотография, сделанная за два месяца до смерти его дорогой супруги. Она прожила до шестидесяти девяти лет, ей совсем немного не хватило до дня рождения. Фотографии уже было четыре года. Сонхун здесь совсем ещё маленький, но уже с характером, сильный и упёртый. Тринадцать лет — это не шутка.
«Смех — лучший лекарь, Джони. Благодаря ему я прожила так много. И, конечно, благодаря тебе»
Сынджон с улыбкой взял рамку в руки, рассматривая свою любимую старушку, как вдруг увидел в отражении стекла что-то странное позади себя и обернулся. Никого. Но что-то не давало мужчине расслабиться. Хмыкнув, он подошёл к ящику с вымытыми банками и обнаружил, что внутри был какой-то скомканный мусор.
— Ах эти негодники, думают, у старого деда есть силы прибирать за их шалостями, — проворчал он, выкручивая резиновую крышку и доставая изнутри бумажку. Она сама распрямилась в его ладонях. Он не сразу обратил внимание, что внутри что-то написано.
Прочитанное заставило его быстро закрыть дом на ключ, взять всё самое необходимое и сесть в старую машину, направляясь в Сеул.
«Во всём виноват мой босс, дедушка Пак. Извините меня. Чхве Юна»
⟡ ⟡ ⟡
— Ты хочешь мне сказать, что уверен абсолютно во всём?
В следующий момент на полу выросла тянущаяся тень в виде человеческого силуэта.
Чёрный костюм с распахнутым пиджаком. Приталенные брюки, скрывающие стройность ног широкими штанинами. Белая рубашка светилась кварцем в полутьме кабинета. Чжиын медленно провела пальцами по своим губам, рассматривая сверху вниз эту картину. Она почувствовала страх, витающий в комнате. Её власть и бесконечная уверенность во взгляде могли поставить на колени. Дабин и так был на коленях, прижимая руки к бёдрам, впиваясь в них ногтями сквозь штанины и сдерживая свою пугливую магию. Он смотрел на носки туфель, блестящих в темноте, пока одна из них не упёрлась ему в плечо, а шпилька не надавила на кожу.
Дабин склонил голову, промычав.
— Не мучай его, — отозвался из темноты кабинета Чонсок, блеснув глазами и улыбкой.
— И как же они тебя не узнали? Не нашли? М? — спросила она, ткнув палочкой ему в макушку, накрутив короткую прядку на кончик.
— Я же аврор… Военные маскирующие чары… Даже гоменум ревело меня не нашёл, — сглотнул он, роняя каплю пота на пол.
— Говоришь, нужно связаться с отцом… — она прекратила давить ногой на него и отошла, постукивая палочкой по ладони на манер биты. Совсем маленькой, но очень опасной биты.
Дабин поднял взгляд исподлобья, но не из неуважения, а из страха. Женщина медленно перетекала из места в место, и её тонкий звон шпилек отражался эхом от стен. Он шумно дышал, будто пытался надышаться перед смертью. Чонсок посмеивался, глядя на него из тени. Эта женщина обожала контроль и могла позволить его только по отношению к мужчинам, ниже по статусу. Гораздо ниже. К счастью, Чонсок был лишён такой радости, зато мог наблюдать со стороны и ловить свои волны удовольствия. Шоу раззадоривало его.
Она подошла к камину, построенному в кабинете на случай, если сотовая связь перестанет работать, и зажгла его магическим огнём, связываясь с кабинетом отца. Брёвна загорелись болотным пламенем, отражающимся у неё в глазах. Ли улыбнулась.
— Что-то важное?
— Дабин мне принёс известие, что у Вушуя есть три эликсира для тебя, отец. Кажется, тот мальчик, которого Чонсок сопровождал, что-то знает. Один из арканистов упомянул его. Что же нам делать, отец?
— Ловите этого мальца и выбивайте из него данные. Дети глупы. Совсем скоро им всем конец. Я буду через десять минут. Приготовь всё для меня, Чжиын.