— Иди-ка сюда, Ёнджун, — подозвала к себе женщина. В её руках была прямоугольная чёрная матовая коробка с гравировкой буччеллати. Парень удивлённо охнул и перевёл взгляд на тётушку, которая коварно ухмыльнулась, оценивая его реакцию. Она знала, что парень прекрасно разбирался в брендах, иначе просто невозможно. Он неуверенно моргнул и только через секунды сказал:
— Это ведь… оммоним, я понимаю, что это подарок к сольналю, но буччеллати ведь… — у него перехватило дыхание. Из всей коллекции бренда у него была всего одна вещь, и это было кольцо, жутко дорогое (но не такое, как большинство бижутерии от них же), но очень любимое, и его подарила ему мама. Собственно, он надевал его на праздники и светские вечера, как свой талисман удачи. Но сейчас…
— Брось, вам ведь уже восемнадцать, или двадцать, если угодно, лет, пора делать настоящие подарки. Эту модель мы сделали на заказ, — аккуратно открыв коробку, женщина позволила увидеть сам подарок. К ним подскочил и Бомгю, чтобы поглазеть на красоту.
Колье из белого золота тончайшей ручной работы с символом сердца, полым внутри. По всему периметру были заложены маленькие кристаллы прозрачных алмазов, которые нельзя было спутать ни с чем другим. Ёнджун прикрыл рот ладонью, и женщина самодовольно прищурилась.
— Я знала, что тебе понравится, — она протянула коробку сыну. — Надень на друга эту красоту. У меня есть кое-что ещё.
Бомгю, беря колье так, словно от этого шага зависело существование планеты, с особой осторожностью подошёл к примерке, но его руки так дрожали, что он в петельку попал только с шестого раза. Ёнджун улыбнулся и взглянул в зеркало, стоящее в коридоре. Сказать, что он был в восторге — ничего не сказать.
— Вернись-ка, — подозвала она его обратно.
— Но, оммоним, это ведь слишком. Я всё понимаю, но… — Ёнджун внезапно почувствовал на себе огромный долг и стыд. Он совсем ничего не приготовил для второй семьи, приехал с пустыми руками. Он планировал привезти всё завтра, и такой неожиданный наплыв его поставил в неловкое положение.
— Ёнджун, ты сам решишь, отблагодарить меня или нет, хорошо? — строго сказала женщина, смерив его фирменным рабочим взглядом. Муж всегда просил её выключать этот взгляд дома, но привычки преследовали её даже в родной квартире. Иногда дети так похожи на глупых подопечных. Ёнджун решил не спорить, но менее неловко ему от этого не стало. Теперь женщина подошла к сыну.
— Что это, мам? — Гю стал более неуверенным, чем до этого.
— Думал, что все твои помытые полы с посудой, уборка и стирка прошли зря? — шутливо спросила она, вручая сыну подарок. — Это тоже на сольналь. Если ты помнишь, в этом году мы были без подарков.
— Ты хочешь сказать, что ждала Ёнджуна?
— Ну а как нам праздновать без него? Мы ведь одна семья, каждый год празднуем, а тут одни. Завтра мы поедем в баню вечером, вместе с Богиль и Хегён, так что проведите время с пользой, мальчики, — объясняла она, но, видимо, это было весьма утомительно, потому Гоым мотнула головой и подозвала ещё раз Ёнджуна. — Ну что вы, как маленькие, вам уже сколько лет? Не двадцать один, конечно, но всё равно взрослее некуда. Ёнджун, давай.
Парень взял в руки такой же золотой кулон с похожим сердцем, только вот оно не было полым, а ещё было чуть меньше. До него тут же дошло.
— Они парные?
— Молодец, — она негромко рассмеялась, с материнской лаской наблюдая за мальчиками. — Мы решили, что скрепить вашу дружбу таким подарком будет лучше всего. Правда же?
— Это просто чудесно, оммоним! — признался Ёнджун, его пальцы справились с цепочкой ловчее. Бомгю радости не было предела. Прежде ему никогда не дарили настолько дорогих подарков, потому что свои вещи он обычно ломал на второй день, и то, если повезёт, а так мог сломать и через час. На радостях он кинулся к маме за объятиями, и она же притянула к себе всё ещё немного стеснительного Ёнджуна.
— Папу, значит, никто здесь не любит…
Доун вроде как был обижен, но через секунду мальчики почувствовали на себе вес мужчины, и где-то между взрослых Бомгю прошипел от нехватки воздуха «задушите ведь». Почувствовав прилив расслабления, Ёнджун хихикнул.
Бомгю ласточкой прыгнул на кровать, от чего та так прогнулась, словно была готова разломиться. Ёнджун по зову сердца отпустил бедного жмыра из переноски, потому что хозяин про него совсем забыл. Со стороны зашторенного окна послышался механический лязг, а затем писк мыши, шипение, урчание.
— Ёнджун, прошу, выпусти её, — попросил парень. Чхве с некоторой опаской подошёл к окну, заведомо зная, кто там ожидал и теребил ткань, отодвинул в сторону штору. Летучая мышь вылетела с разгона, закружила под потолком, и только её железные крылья гремели. Этой наработке Бомгю было уже около двух лет, одно из самых удачных его изобретений. Животное было полностью сконструировано им, от начала до конца, и представляло из себя робота с некоторым интеллектом. Мышь была не умнее жмыра, но ума не рвать занавески и не мешать родителям у неё хватало.
— Я думал, она давно в помойке.
— Сам ты в помойке, Джун, — обиженно пробурчал Бомгю и протянул руку, мышь спикировала на него. Ёнджун, закатив глаза, решил абстрагироваться от такой компании и разобрать вещи. Так как он пробудет здесь два дня и, скорее всего, три ночи, можно разместить всё нужное по местам. Побегал туда-сюда из ванной комнаты в спальню несколько раз, накидал уходовых средств в стеклянную стенку в их спальне, и теперь, кроме запылившихся детективов и фигурок ангелочков, там был вагон косметики.
Закрыв дверь, он стал переодеваться, с подозрением присматриваясь к лучшему другу, который вертел в руках уже отключённую зверюгу. Ёнджун был брезгливым, и это распространялось даже на железки, которые верещали, пищали и кусали за уши. Палочку он убрал на нижнюю полку с косметикой, откуда её сегодня больше не достанет, как бы ему не было нужно. Сил не было, очень хотелось спать, поэтому никакое заклинание у него не выйдет, даже обычный люмос.
Сняв джемпер и оставшись в светлых джинсах, Ёнджун встал над раскрытым чемоданом и сложил руки на груди, пребывая в тяжёлых раздумьях.
— Чего сиськами светишь, — Гю резанул палочкой по воздуху, и шторы задвинулись до конца, убрав все щели. — Одевайся давай.
— Думаю, сходить ли сначала в душ и сразу переодеться, или пойти потом… — действительно тяжёлый выбор.
— Сейчас иди и проблем меньше будет. Только дверь не запирай на замок.
— Да, я помню, что в вашей квартире все замки из строя выходят. Подумай, может, это твоё изобретение высшей науки по ночам летает и разрушает механизмы, — усмехнувшись, Ёнджун забрал сменные вещи и ушёл в ванную комнату, пока его друг не догнал, о чём шла речь.
Они собирались ложиться ближе к одиннадцати ночи, когда вдвоём выполнили все вечерние процедуры, переоделись в максимально удобные вещи, и когда за окном уже шёл ливень с градом. Иногда черноту улицы разрывали яркие кривые молнии. Их силуэты проглядывали даже через шторы.
— Кисло, — прошептал Ёнджун, втирая в лицо ночной плотный крем, сидя у зеркала.
— Что?
— Погода, говорю, ужасная, — сказал он чуть громче, почти с претензией, и уже более спокойно повернулся к другу. — Сегодня будет тяжёлая ночь.
— Расслабься, не с Субином же спишь, — Гю закатил глаза и положил свою чашку с газировкой на толстую книгу в твёрдом переплёте, что стояла на изголовье кровати. Оно представляло из себя полочку над постелью, куда Гю складировал всевозможные вещи: салфетки, крема, тарелки, чашки, фантики. Ёнджун нахмурился, не понимая шутки. — Или, может, поэтому ночь плохая?
— Ещё одно слово и…
— …И ты похоронишь меня, я знаю, — улыбнулся младший, увидев, как овальное зеркало на стене предупреждающе пошатнулось от выброса стихийной магии. — Не злись, я шучу.
Ёнджун хотел съязвить, но не нашёл нужных слов и просто демонстративно отвернулся, чтобы воспользоваться лосьоном и домашним парфюмом. Из-за друга в голову полезли воспоминания о сегодняшнем утре в компании ненаглядного Чхве Субина. Это было отвратительно. От одной мысли подступила тошнота, и ужин тётушки уже казался более плотным, чем ранее. Агрессивно размазывая остатки крема, он почти чувствовал, как на шее проявлялись чёткие отметины. Коснулся кожи, замер, прощупал мышцы. Были синяки. Стало тяжело и плохо, над головой словно грозовая туча появилась.