Перед ними стояло огромное существо, которое было в высоту под три метра, если не больше. Чем-то оно напоминало грызуна: такая же мордочка, маленькие передние лапки, которых Субин насчитал штук шесть, мощные задние, на которых существо и стояло. Огромные глаза его были закрыты, но ушки аккуратно направились в сторону лесных гостей. Он был весь во внимании.
— Хранитель, — прошептал Хёнун и улыбнулся. — Здравствуйте.
Существо дёрнуло носом и медленно потянулось к веткам деревьев, доставая оттуда небольшую лампу, одним прикосновением коготка зажигая фитиль внутри. Теперь необходимости в использовании палочки не было. Субин никогда прежде не видел этого хранителя, хотя несомненно слышал о его существовании. Им рассказывали о том, что он выходил очень редко, только тогда, когда студент заблудился без возможности выбраться из леса самостоятельно. Иногда хранитель показывался по другим причинам, но здесь уже никто не знал, что им двигало. Как и сейчас. Хотя Хёнун, казалось, догадывался.
Хранитель заурчал, грузно топая на месте. Его мех шёлком разливался при каждом движении и дуновении ветра. Субин трусом не был ни в коем случае, но его рука крепко стянула в кулак куртку друга. На кого было похоже это существо? На Тоторо. На огромную, толстую, серую мышь.
— Хранитель, нам нужно уйти из академии, но нас не выпускают. Ты знаешь, кто и почему, — Су никогда не видел Хёнуна таким. Таким… Как это назвать? Мягким? Ласковым? В дрожь тянуло от этих слов, он питал отвращение ко всем ним. Пусть они знакомы давно, а дружили чуть больше года, Ким ещё не показывался перед ним в таком свете. Он и не знал, что друг способен говорить без усмешки.
Существо в свою очередь задёргало длинными ушами. Чёрные лапки прижались к туловищу, и хранитель отвернулся. Хёнун вздрогнул.
— Прошу тебя! Ты ведь видишь всё, что происходит здесь, — Хёнун пытался давить на больное, но существо было непреклонно. Субин начинал злиться.
— Ради чего мы тут торчим? Забей, выйдем через лес и найдём попутку до Сеула, тоже мне, — раздражённо шептал он в ухо, отстраняясь и делая шаг назад. Друг в восторге от нападок не был, но сдержался, чтобы не съязвить в ответ. Хранитель очень не любил, когда при нём выясняли отношения. Возможно, именно из-за категорично настроенного Субина он и отказывался помогать.
— Прошу, Хранитель. Нам не у кого больше просить помощи. Сечжи… Он ведь не поможет нам, да и ты сам знаешь, что он пропадает сейчас. К кому нам ещё пойти? — отчаянно молил парень.
Мышь развернулась. С закрытыми глазами подняла осторожно одну из шести лап и указала в сторону озера, ярко-голубого озера, над которым порхали водяные, абсолютно безвредные насекомые. Свет исходил именно от них. И, возможно, от водорослей, которыми они питались.
Хёнун сглотнул, по его взгляду Субин понял, что он знал, что имел в виду этот пушистый громила. Только вот почему-то не говорил. Молчал. Видимо, размышлял. А ведь Ким действительно знал, к кому посылал их хранитель леса. К такому же, как и он, только хранителю озера. Собравшись с мыслями, парень потянул спутника за рукав именно туда, где летали флуоресцентные букашки. Субину было противно, но он шёл, с подозрением приглядываясь к пустому пространству.
— А я думал, что вы убежите, — отовсюду послышался мягкий, глубокий голос, звучавший, как японская вода. Голос, звучавший веками. Субин не понял, где стоял этот некто, завертел головой, пока не увидел, что Хёнун обернулся назад. Так сделал и он.
Парень ожидал увидеть любую зверюгу, хоть единорога, но этот хранитель был… никем? Чёрное облако дыма, собранное в силуэт человека, белыми точками смотрело на них. Как бы странно ни звучало, Субину даже показалось, что точки эти вместо глаз выглядели печально и тоскливо.
— Это что, призрак? Что за чертовщина?
— Может быть, и так, — согласился с ним сгусток дыма. Он мягко летал над землёй, совсем чуть-чуть её касаясь. Осторожно обогнув стоящих друзей, подошёл к воде и встал у края. — Я знаю, зачем вы пришли. Гораздо важнее то, зачем вы уходите.
====== Разрезанный ножом закат ======
Босые ноги стояли на каменной стенке между землёй и речкой, в которой лежали булыжники побольше. Цветущие деревья сыпали пыльцой вокруг, казалось, вода в реке светилась и мерцала, а мелкие рыбки, размером со спичку, переливались перламутром. Солнце тонуло за горизонтом, небо оставалось светлым, не готовым погружаться во владения ночи. Звёзды зажигались, словно свечи, и капали ярким воском вниз, оставляя следы на реке. Ёнджун засмотрелся на закат, достал телефон, чтобы сфотографировать его. Нескоро он ещё выберется в отпуск.
Только вот стоило ему сделать первый снимок, как в кадре показался непрошеный гость. Ён фыркнул, и чёрные волосы упали на глаза, пока он просматривал получившееся фото. Да, закат, да, красивый цветущий кизил, да, безусловно красивая река с отражением звёзд и красивая старая деревушка с левой стороны, но, чёрт возьми, Субин втесался в это великолепие и испортил его, встав прямо посередине. Трансгрессировать не мог, значит, специально прибежал.
— Обязательно портить мне кадр? Точно, забыл, что твоё любимое хобби — портить мне существование, — раздражённо прокомментировал Ёнджун, обойдя статую парня и вновь пытаясь выстроить правильный фокус.
— Молчи, — сказано вместе со щелчком на телефоне.
Ёнджун обернулся, отступив на шаг, почувствовав стопой, что стоял на краю стенки, рисковал упасть в воду и на камни. Он не видел лица Субина, оно было смазано, рассеянно, как бы он ни присматривался. Стоял в метре, наверное, смотрел прямо на него, по крайней мере, жгучий взгляд отчётливо ощущался на коже. Он остолбенел, внимательно всматриваясь в размазанное лицо, словно белый шум, его рассудок начинал замыливаться, мир вокруг идти ходуном и меркнуть. Взгляд прицепился намертво. В ушах засвистели чьи-то голоса, взрослые, может, даже пожилые, были и женские, и мужские, слышались детские. Словно из-под воды. Будто он окунулся в омут памяти, или его окунули, крепко держа за волосы, словно мать, пытающаяся утопить ребёнка в бочке.
Вроде бы в волосах Ёнджуна действительно были чьи-то руки, он распахнул глаза, которые не заметил, как и когда закрыл. Мутное лицо было уже перед ним, снизу был отчётливый жёлтый цвет футболки, который ещё можно было увидеть, но его поле зрения сузилось до одной невидимой точки. Волосы правда тянуло у корней. В грудную клетку врезалась волшебная палочка, надавливая, будто Субин (он же?) хотел, словно ножом, проделать дырку. Было больно, казалось, ещё немного, и кончик палочки вонзится под кожу, проломит кости.
Ёнджун заскулил, стискивая челюсть, отступил и почувствовал, как почва уходила из-под ног, а сам он падал в реку. Только вот столкновения не случилось — вместо этого он ударился о какой-то большой твёрдый предмет, осел на пол, чувствуя, как голова трещала. Ещё безумно болела ладонь, что-то звякнуло, упав рядом. Какофония голосов. Не разберёшь. Вокруг темно. Ёнджун помотал головой, потёр глаза неболящей рукой, предчувствуя, что второй лучше ничего не задевать, чтобы хуже не было. Перелом? Растяжение? Просто удар? Ёнджун выдохнул, но показалось, словно это был хрип или кашель.
Кто-то потянул его наверх, заставил встать, голова закружилась, и тогда он смог открыть глаза и увидеть, где находился. Кухня. Рядом стоял Доун, что-то спрашивая и поддерживая его за локти и плечи. Ёнджун повернул голову и потерял равновесие, опираясь полностью на мужчину. У столешницы стояла обеспокоенная Гоым, на полу сверкала в ночном свете кровь, лежал кухонный нож. Рука заболела острее, приводя его в сознание и очищая слуховые потоки. Он услышал голос друга:
— Ты проснулся? Ёнджун-хён? Ты как, хён?! Ответь!
— Бомгю, пожалуйста, ты видишь, в каком он состоянии, отведите его в ванную, обработайте всё, — приказала мама строго, и можно было бы подумать, что она очень злилась, но все понимали, что она просто очень боялась. Ёнджун ещё до конца не проснулся, с трудом отделял сон от реальности, задумывался, что же всё-таки происходило.
В ванной комнате включился слишком яркий свет, его посадили на небольшую табуретку возле душевой кабинки, и Ёнджун потёр глаза, осмотрелся, медленно приходя в себя. Теперь он отчётливо видел и друга, и его папу, который что-то упорно искал по шкафчикам. Парень опустил взгляд на руку, которая жгуче болела — поперёк ладони был разрез. От одного взгляда его желудок сделал кувырок, мозг переработал информацию и заставил чувствовать ещё больше боли, словно бы до его разума наконец дошло, что на руке рана. Он хотел снять беруши, чтобы хоть что-то слышать, а оказалось, что их уже не было.