— А я считаю, что вы должны помочь, — Хёнун гадко улыбнулся и вынул свою волшебную палочку, покрытую шершавыми островками, между которых протекали трещины голубого цвета. — Империус.
На лицо водителя налегла желтоватая маска дыма. Немного повременив, он разблокировал дверцы и позволил путникам сесть в салон. Субин опешил и занервничал, пристально наблюдая за тем, как незнакомец расслаблялся, улыбался, а его глаза накрывала полупрозрачная пелена блаженства. Парень возмущённо взглянул на друга.
— Ты идиот? Что ты творишь?! — громко шепнул он, подходя вплотную, косясь на магла под империусом. — Ты совсем? А если нас заметят, если уже узнали, что ты использовал тёмную магию?! Ты понимаешь, что тебя могут упечь в тюрьму?!
— Да расслабься, кто узнает? Только если ты не растрясёшь, — игриво улыбнувшись, Хёнун залез на переднее сиденье и пристегнулся. Субин остался на улице, терзаясь сомнениями. Парень закатил глаза. — Садись, иначе укачу без тебя. Будешь на своих двоих добираться до Сеула.
Переборов себя и решив, что в случае чего можно будет определить, кто из них использовал заклинание и что он здесь не причём, Субин забрался в салон автомобиля и угрюмо уставился в окно. Хёнун снова воспользовался чарами, но теперь для того, чтобы затонировать стекло, ведь им не нужно, чтобы их увидели. После всего он решил, что просто использует обливиэйт, и дело с концом.
Ехали они полчаса, не тратясь на лишние разговоры. Хёнун что-то время от времени болтал, но Субин считал, что он сейчас в слишком плохом расположении духа, чтобы хоть как-то поддерживать диалог. Каким бы он ни был отвратительно плохим человеком, он считал, что применение запретных заклинаний — это слишком. В конце концов, его старший брат был мракоборцем, и за всю их жизнь дал ясно понять, что происходило с теми, кто когда-либо использовал данные заклятья. И даже если преступникам (а эти волшебники точно являлись преступниками, хулиганами или вандалами) удавалось скрыться или их магию не рассекретили, то через какое-то время эпизод повторялся, и тогда их точно ловили. Субин не хотел, чтобы друга посадили, всё-таки они сблизились в команде. Он не знал, что испытывал сейчас: тоску или злость. Чаще всего второе чувство вытесняло все остальные. Наверное, он просто не знал, как ощущались другие эмоции.
Думая обо всём и положив голову на стекло, Субин задремал. Снились ему белый лес, голубая вода и лиловые, согретые солнцем волосы.
Хёнун не сразу заметил, что друг заснул, так что отвлёкся на дорогу и начал следить за тем, чтобы им на хвост никто не сел и чтобы их не остановили по дороге. Особо никого не встречалось, так что до столицы они доехали без дополнительных приключений. Парень держал курс прямо к своему дому. Убедившись, что управляемый им водитель соблюдал все магловские правила дорожного движения (насколько он понял по тому, что никто им не сигналил, и даже полиция, стоящая на перекрёстках, не останавливала), он достал телефон и зашёл в соцсети, чтобы скоротать время. С окраины столицы до его дома, что находился практически в другом конце, было достаточно большое расстояние.
Он зашёл в инстаграм, набрал в поисковике привычные буквы, зашёл в знакомый профиль, накручивая лишние просмотры. В профиле было всего три фотографии: эстетичное фото стопки книг вместе с очками, совместная фотография всей семьи и отдельное фото. Именно его он и открыл. Конечно, это была Ким Джихо. Летняя фотография, которой уже было полгода, где девушка в длинном бежевом платье в маленький цветочек, в руках вязаная сумочка, светлые, отдающие в сакуру волосы собраны в хвост, пускай некоторые пряди выбивались и свисали по бокам. Она стояла на улице в какой-то другой стране, наверное, где-то в Европе, судя по витринам позади. Внизу под постом был вопрос.
jihoa_f
🌿🌼🌿🌼 Может, стоит вернуть родной цвет?
badboyloo
Тебе идёт и этот ;)
Взгляд упал на свой собственный комментарий. Он, наверное, был прочитан, если после выставления фотографии девушка не решила удалить все соцсети. И всё-таки она не перекрасилась, хотя могла бы. Не значило ли это, что она просто играла с ним и завоёвывала внимание, притворяясь недотрогой, хотя на деле просто хотела от него первых шагов? Только сколько бы он не делал их, она постоянно ломалась. Не то что его это бесило, но он порой уставал вилять хвостом.
Он увеличил фотографию, приблизил к её лицу, всмотрелся. Вздохнув, поднял взгляд и посмотрел на друга через отражение в зеркальце заднего вида. Он никогда не говорил об этом, но ему кто-то нравился вообще? За всю школьную жизнь Субин никогда ни с кем не встречался, это точно, потому что они учились вместе, и, будь у него подружка, об этом бы узнали. Только вот он почти ни с кем не поддерживал контакт, в середине учёбы стал общаться с Бомгю, и оттуда немного открылся людям и позволил другим знакомиться не только как с одногруппником, но и как с человеком. Сблизились они на одной из вечеринок, закатанных в день основания академии — выходной, который каждый проводил по-разному, а они решили отметить его в кинотеатре, заказав туда много еды и напитков.
Так вот. Кто же нравился Субину? Может, вообще никто, и он был одним из этих? Асексуалы, или как их? Хёнун опустил взгляд в свой телефон. Не его проблемы, ведь ему самому было, о ком думать. Парень выключил телефон и посмотрел в окно. В его жизни было достаточно много девушек, но когда он раскусывал их суть, то все они были однотипными. В принципе, это было понятно — на него мог клюнуть только один тип девушек, было бы странно, если бы он был неизменный, со своими принципами, типичным характером, а глазки ему строили совершенно разные девушки. Разве могло быть по-другому? И поэтому стоило идти в наступление — ему понравилась та, которая при встрече желала уйти, которая была до чёртиков умной, а ещё не строила из себя идеальную. Она была милой, не строила из себя дрянную девчонку, какими сейчас было популярно быть. Не любить милоту, быть стервой, отстаивать свои права, заявляя о них в рупор — модно. А его это бесило. Но и то, что Джихо всё ещё бегала от него, не могло его не расстраивать.
Автомобиль повернул во двор. Хёнун повернулся на друга, протянул к нему руку и шлёпнул по бедру, отчего тот почти подскочил, распахнул глаза и вытащил палочку, готовый атаковать. Хёнун, уставившись на него, расхохотался.
— Мы приехали, собирайся выходить.
— Ты придурок?
Мён загадочно пожал плечами. Хёндай остановился, ремни безопасности отстегнулись. Парень навёл палочку на мужчину, снял империус и наслал обливиэйт, после чего они быстро вышли из машины и добежали до подъезда. У Субина было не очень настроение, будто его хворь хватила, в отличие от друга, у которого было поразительно хорошее настроение.
— Что завтра будем делать?
Субин неопределённо промычал. Спать хотелось. Была половина второго ночи, они долго бежали по лесу против ветра, долго ехали на машине, хотя, если честно, они добрались достаточно быстро. Если бы они не воспользовались империусом, то не смогли бы сейчас быть дома.
Хёнун жил на третьем этаже, но они воспользовались лифтом, чтобы быстрее добраться. Субин взглянул в зеркало и увидел, несколько уставшим был. Его шапка промокла от снега, который падал с деревьев, что они задевали в лесу. Хёнун тоже посмотрел в зеркало и улыбнулся, на щеках заиграли ямочки.
— Сейчас ляжешь. У меня дома никого, родители угнали в горы. Я поэтому не хотел приезжать, нечего делать здесь, торчать целыми сутками в пустой квартире. Даже в клуб не сгоняешь, — жаловался он, понимая, что вёл монолог. Субин уже практически спал стоя. — Хорошо, что ты со мной. Была бы моя воля, пошли бы сейчас тусить.
Они зашли в квартиру: Хёнун — скидывая обувь, проверяя холодильник и пеналы кухни, Субин — быстро, не церемонясь. Своему чемодану он, собрав последнее волшебство, вернул первозданный вид и оставил в коридоре, тот самостоятельно раскрылся и принялся разносить вещи по квартире. Субин слепо добрался до ванной комнаты и закрылся в ней, пока Хёнун, привыкший к такому другу, разогревал себе наггетсы, купленные, очевидно, матерью. Ведь её отец, он же дед Нуна, был коренным американцем. Он включил телевизор, нашёл ютуб и стал разбирать рекомендованные видео.