— Я говорю, детские…
— Ой, мне звонят, — убежал он, закрыв дверь. Ёнджун, кажется, через шум воды услышал что-то вроде «мама, почему ты не убрала мои шампуни вчера?!», а в ответ послышалось «сам должен был о них думать». Старший в ступоре убрал волосы назад, но струя воды заставила их вновь стечь по лицу. В принципе, этого стоило ожидать.
После душа и других банных процедур Ёнджун оделся для того, чтобы поехать на драконодром. С собой в сумку взял сменную форму, маленькую личную аптечку с кучей пластырей, салфетки и перчатки. Остальное должно быть там. Бомгю особо не торопился, стоял напротив зеркала и выбирал между тремя джемперами, в каком ему поехать. Ёнджун, на удивление быстро собравшийся, стоял на пороге и ждал, притаптывая. Он не был любителем ждать, даже если это были секунды.
— Я так жду вечера, представить не можешь, — с улыбкой говорил Гю, меняя перед собой вещи. В конце концов он остановил выбор на чёрном джемпере с белыми нитями. — Сегодня такую тусовку устроим! Только вот как ты будешь? Субин же придёт сегодня. Не будешь же ты сидеть весь вечер в туалете.
— Что мне остаётся? Буду игнорировать его, — Ён отвёл взгляд и постарался не думать о вещах, связанных с этим парнем. Но они будто сами лезли в голову, и чем больше он твердил себе «Нет, хватит!», тем больше подсознание издевалось и присылало картинки. Каждую ночь его преследовали обиженные и злые карие глаза, а теперь и вдали он не мог прекратить думать об этом. Даже этой ночью, в канун дня рождения, он встречался с ними.
— Да не кисни, выпьете, может, сможете общий язык найти, — одевшись и кое-как прибрав за собой модный взрыв, Бомгю причесался, хотя по результату стараний так не скажешь, и был готов к выходу.
Ёнджун не стал на это ничего отвечать, просто ушёл к входной двери. Проверил телефон, кошелёк и палочку — самые важные вещи, — после чего стал обуваться. И, чёрт побери, из головы теперь совсем не выходили мысли об этом придурке Чхве, с которым им сегодня предстояло встретиться. Он бы и рад просидеть весь вечер где-то в одиночестве, потому что от каждой мысли шея саднила, ладони дрожали. Он обулся и встал в размышлениях, пока его не окликнул друг.
— Так идёшь или куртку всё-таки наденешь?
— Ох, точно… Дай, пожалуйста, — попросил Ён, стоя от шкафа с верхней одеждой в пяти метрах.
— Какой-то ты сегодня странный, — сообщил Бомгю, словно Ёнджун этого не знал. Знал, конечно. И знал, из-за чего.
⟡ ⟡ ⟡
Сознание вернулось.
Парень моргал лениво, пересиливая себя и превозмогая боль в глазах от яркого больничного света. Вокруг была тишина, хотя, нет, кажется, какие-то голоса в отдалении были хорошо слышны. Неразборчиво. Чонсу щурился, раскрывал глаза шире, но противное бельмо никуда не спешило, облепило его со всех сторон, будто бы мир вокруг запотел от чрезмерной духоты. Он слабо повертел головой. Судя по белым, серым и голубым пятнам, он находился в больничном крыле академии. Был ли тут кто-то? Он захотел что-то сказать, но вышел только хрип. Хотел поднять руку, даже сумел ею двинуть, но всё тело казалось парализованным, хоть и не было таковым. Нет, конечно, паралич — один из симптомов приёма зелья мира, но после исцеления все недуги должны были уходить, рано или поздно. Чонсу ещё не до конца пришёл в себя для того, чтобы отчётливо видеть или резво бегать. Он вздохнул и попытался позвать кого-нибудь: колдомедика, маму, отца, друзей. Но была лишь тишина в ответ.
Точнее, не совсем тишина. Были голоса. И их было несколько. После того, как он позвал к себе народ, речи усилились, приблизились, и он замотал головой, как мог, разглядывая в пелене какие-нибудь силуэты. Но никого. А голоса уже окольцевали его, и всё ещё не было понятно, о чём они твердили. Это вообще корейский язык? Точно знакомая ему речь? Или он начинал сходить с ума? Может, это они говорили на корейском, а он сам теперь говорил на другом? Но тогда где эти все, кто болтали рядом с ним? Рядом, спереди, сбоку, даже сзади, хотя там стенка, если верить логике. Хотя логика здесь не была сильна.
Чонсу снова прохрипел и постарался поднять руку, и на этот раз его запястье соприкоснулось с чьими-то прохладными длинными пальцами. Эта ладонь была определённо больше его собственной, он ощущал это физически, когда фаланги прошлись по его коже. Он почувствовал чужую магию, достаточно сильную, крепкую, ещё не зрелую, достаточно буйную. Это точно не был профессор, ни один из взрослых. Кто же? Чонсу во все глаза смотрел на пришедшего, но в упор не мог увидеть его, да и услышать тоже, потому что рокот голосов в голове мешал.
Что он видел? Светлые волосы. Они почти сливались с окружением. Да и кожа его была бледной, как и одежда, был похож на ангела. Чонсу вообще жив? Может, этими голосами был ангельский хор или просто какие-то разговоры, которых ему не понять, и именно поэтому язык ему не ясен, ведь он потусторонний, чужой. Он приоткрыл рот, но не знал, что сказать этому силуэту. Поймёт ли он? Да и сможет ли он что-то сказать?
Фигура зашевелилась, стала летать вокруг койки. Чонсу моргнул, потому что глаза стали болеть, и попытался следить за движениями, но это было сложно — глаза закатывались из-за устали, он пытался сконцентрироваться и сфокусироваться, но всё без толку. Ко рту приставили графин с водой. Она была сладкая, словно мёд, и Чонсу внезапно прошибло страхом, померещилось дежавю — он отстранился, как мог, отвернул голову, смыкая губы, и попытался позвать на помощь. У него даже получилось произнести какое-то слово, но вдруг дышать стало тяжело, словно дьявол сел ему на грудь. Он почувствовал слёзы на своих щеках, а затем боль — кто-то сжал их крепко, рот открылся сам. И он, не способный сопротивляться, поглотил остатки зелья мира, понимая, что на этот раз его жизненный путь окончен.
⟡ ⟡ ⟡
Джихо проснулась от того, что услышала стук по стеклу. Сначала ей показалось, что это лишь часть сна, отчего заворочалась в своём ложе, чуть хмурясь. Но стук повторился. Тогда она подумала, что это назойливая птица стучала клювом в её окно, и, услышав повторяющийся ритм, вскочила с постели с ужасным духом, прихватив подушку. Она отдёрнула занавеску, рассерженно смотря на нарушителя покоя, и им оказался никто иной, как Пак Сонхун собственной персоной. Девушка растерялась и прикрыла себя подушкой, так как, между прочим, она была лишь в одной ночной сорочке, даже халат не подумала нацепить.
Парень сидел за рулём потрёпанного автомобиля, который наверняка взял в долг у своего деда. Это машина не видела города уже очень много лет, ведь дедушка его жил в деревушке… Который час? Девушка глянула в сторону электронных часов, так как палочки под рукой не было, и оказалось, что сейчас только полдень. Неужели Сонхун не спал уже около пяти часов? До деревушки ехать-то два часа с чем-то… Она изумлённо уставилась на него и попыталась отворить окно, но оно было под запирающими чарами. Её охватило отчаяние и злость на маму, но отпустило быстро, пришло смирение и тоска. Она всё равно ничего не могла сделать.
— Ну как, мы едем за подарками или будешь весь день торчать дома? — как ни странно, она прекрасно услышала парня, хоть он и был по другую сторону. Улыбнувшись, пусть и несколько грустно, девушка пожала плечами.
— Уж не знаю, меня посадили под домашний арест…
— Это уж я помню, — он рассмеялся вполголоса, и девушка, улыбнувшись, снова неопределённо пожала плечами.
Прошлым вечером.
— Господин Пак и госпожа Ким, — услышали они грозный голос завуча, Ким Тэхуна, и обернулись. Он стоял на фоне ледяного леса с заострёнными кронами и потемневшим снегом, а по его бокам стояли женщина и мужчина. Она была одета в пальто с брошкой на груди, а мужчина был укутан в тёмный плащ, тяжёлые ботинки не мяли снег, а уничтожали его под собой. — Что вы делали в лесу поздно ночью?
Джихо ужаснулась — это была её мама! Мало того, что она застукала её с волшебником противоположного пола, так ещё узнала, что она ходила с ним куда-то в бор под покровом ночи! Ей точно грозит заключение на долгий срок и очень-очень-ОЧЕНЬ много ограничений. Она уже потеряла надежду в завтрашний день. Сонхун же знал, кем был второй спутник завуча, и его реакция не была сильно отличной от подруги, потому что это был Чхве Дабин — мракоборец, известный своими сомнительными методами, но служащий в подразделении только благодаря связям. Насколько Сонхун знал, он умудрился незаконно содержать дома особо опасную тварь, и министерство даже выделило для этого специальные, скажем, приспособления. Но отличие между Сонхуном и Джихо всё же было — девушка перепугано остолбенела, а Сонхун выдохнул и усмехнулся, а глаза его загорелись огнями. Ну не был он впечатлён настолько, чтобы забиваться в угол. Жизнь у него была одной, к тому же они совершенно ничего запретного не совершили, а этот любитель садизма лишь вызывал желание обвести его вокруг пальца. Да и, по правде говоря, очень хотелось побесить дорогую мамочку, приобняв подругу, но ему было жаль Джихо, ведь это ей придётся отбывать наказание за «проступок». Но как же ему сейчас хотелось увидеть, как на этой женщине волосы встают дыбом и глаза сверкают злостью!