— Начнём с моей команды.
— А ты смышлёный, — Ёнджун усмехнулся, а затем переменился в лице, словно что-то вспомнив. И это действительно было так.
Субин напрягся, когда увидел, что танцор начал медленно, даже вальяжно к нему подходить, и подошёл в упор, встав между разведённых ног, наклонился, заставив задрать голову. Он ненавидел такое положение — когда кто-то смотрел на него сверху вниз. Но сейчас ничего не мог сделать.
— Расскажи мне о своём брате. Если уж мы так нагло хотим рыться в жизнях других, предлагаю вскрыть свои карты, — он следил за зрачками, которые нетерпеливо бегали по гладкому лицу аристократа. — Расскажи мне о своей семье. Расскажи то, чего не знает никто.
— Почему… почему я должен?
— Заключим сделку. Я не привык сотрудничать с кем-то, не имея почвы под ногами. Мне нужно знать, что ты не пойдёшь потом против меня. Взамен я расскажу тебе свой секрет, — Ёнджун старался сделать голос мягче и плавнее, как отец учил. — Я знаю о том, что они все тебя ненавидят.
— Но…
— Давай, Субин. Мы должны быть честными друг с другом, как партнёры.
— Я ненавижу тебя, Ёнджун, — презрительно ответил Субин.
— Ты мучил меня, у меня есть теперь право изводить тебя. Или хочешь сказать, что это не правда? — оппонент молчал. — Так-то. Ну?
— Что ты хочешь знать?
— Они правда делали это с тобой? То, что делаешь теперь со мной? Это ведь был не просто сон, правда, Субин? — в его голосе прозвучало сочувствие, а сам он сощурился, заломив брови. Голос стал тише, руки чуть задрожали, стоило ему вспомнить, как истошно кричал сидящий перед ним парень. — Тогда, когда мой папа потребовал компенсацию, они правда избили тебя?
— Ты… — глаза Субина расширились, он часто задышал. Рука схватила за воротник и притянула к себе, и Ёнджун заскулил, почувствовав боль в мышцах. Упираться в диван уже было невозможно. — Какого хрена, Ёнджун? Откуда? Кто тебе рассказал?
— Это правда, — с сожалением подтвердил свои опасения Ёнджун и накрыл каменный кулак спортсмена своей кистью, пытаясь отцепить от джемпера. — Я не знал, что компенсация так сильно повлияет на тебя.
— Что ты сказал?
— Говорю, что мне жаль, тупая твоя голова. Мне не стоило жаловаться папе. Его просить прощения я не буду, ты здорово меня тогда побил, — фыркнул Ёнджун, пытаясь извернуться, но его дёрнули обратно. — Пусти, я… если нас кто-то увидит вот так, это будет позор. Дай мне встать, ты слишком близко.
— Откуда ты знаешь? Живо отвечай, — грозно шептал Су, боясь, что это может стать его слабостью. Ему было всё равно на скулёж Ёнджуна, он его практически не слышал.
— Какая мерзость, — грубо послышалось где-то позади. — Я бы не советовал вам лобызаться прямо в коридоре, братик, иначе я заставлю жалеть не только тебя, но и твоего мальчика.
====== Что будет, если смешать золото и киноварь? ======
Комментарий к Что будет, если смешать золото и киноварь?
TXT
— Good Boy Gone Bad🥲
Бомгю проснулся совсем скоро от того, что кто-то напевал тихо мелодию совсем рядом. Он не привык слышать что-либо нежное с утра — обычно Сынмин что-то разбивал, смотрел или ругался, а потом его отчитывал Джисок. Кровать была под ним супермягкая, нежная, и он прижался щекой, чуть приоткрывая один глаз. У окна, обрызгивая водой крупные листья паффопода, пурпурного растения с толстыми большими листьями и бобами в стручках, кто-то стоял. Когда Гю повернулся и заныл от головной боли, его, кажется, заметили.
— Ты как? — спросил незнакомец. — Всё хорошо? Мне Ёнджун сказал, что у тебя, скорее всего, будет болеть голова, поэтому я приготовил тебе эликсир. Выпей, — тихонько, стараясь не повышать голос, шептал парень, доставая из шкафчика чашку с зельем. Он же и помог Бомгю встать.
Этот парень выглядел, как типичный студент дуруми: каштановые волосы, блестящие наивные глаза с густыми ресницами, лёгкая улыбка с ямочками. В его ушах была бусинка и небольшая цепочка, переливающаяся при каждом движении. Сам юноша был одет в плащ с эмблемой академии.
— Ты староста? — Бомгю потёр лоб и виски, а потом принял зелье, сразу выпивая половину и морщась — пахло древними носками йондона.
— Да! Я староста, Ян Чонвон, — он улыбнулся и вернулся к уходу за цветком. — Ёнджун передал мне, чтобы я напомнил тебе зайти к Чонгуку-сонсенниму, когда ты проснёшься. Слышал, вас всех сегодня допрашивали. Как всё прошло?
— Неплохо, — пожал плечами Гю. — Я не хотел бы об этом говорить. Мне, правда, пора к учителю, ты прав, — он убрал чашку на тумбочку и мысленно извинился перед хёном за бардак.
Попрощавшись со старостой и пообещав не поступать опрометчиво, Бомгю накинул капюшон на голову и стал спускаться по лестнице в гостиную, оттуда вышел в коридор. Где сейчас искать учителя, он не имел ни малейшего представления. По времени уже было половина второго, обычно в это время сонсенним находился в оранжереях, но нельзя надеяться на обыкновенность — скорее всего, он сейчас пребывал с Вушуем. Для начала Бомгю решил наведаться в кабинет алхимии.
Походив по огромному строению и добравшись до одной из белых дверей с переливающейся табличкой «лаборатория», Бомгю постучал и убрал руки в карманы худи. Прошло десять секунд, двадцать, тридцать, Гю снова постучал и стал скучающе рассматривать свои кеды. Не здесь.
Следующим местом был медпункт, потому что господин Ву и учитель Чон хорошо ладили с Ку Донгилем, к тому же их сферы деятельности были тесно связаны, одно без другого, а другое без третьего существовать не могли, они постоянно друг другу помогали. Однако когда парень зашёл в медицинский кабинет, он не нашёл никого, кроме самого колдомедика.
— Здравствуй, Бомгю, — Донгиль вытянулся из-за стола и осмотрел ученика. Диагностирующее заклинание, брошенное сразу, не выявило никакой смертельной опасности, да и сам мальчик был вполне здоров физически. — Что-то случилось?
— Вы не знаете, где Чон Чонгук-сонсенним? — рисковать после выговора от директора было глупо, но он не думал, что спрашивать у этого волшебника напрямую будет чревато последствиями. Всё-таки они не были чужими людьми, по крайней мере, он в это свято верил.
— По правде говоря, нет. Ты смотрел в его кабинете? — Чхве не поднимал взгляда, смотрел вниз, и также качал головой, размеренно и тухло. — Я думаю, он там. Слышал, вас допрашивали. Думаю, его сильно подкосили… Он всегда в такие моменты у себя дома.
Поблагодарив тихо медика за помощь, Бомгю понял, что выбора особо у него и нет. Идти за верхней одеждой было долго и тяжело, так что он решил, что пойдёт прямо так, ничего хуже уже сегодня всё равно не случится. Он несколько раз натыкался на авроров и сотрудников министерства, прятался за углы или в подсобках, пока в коридорах снова не становилось тихо. Один раз, перепутав учеников с мракоборцами, он едва не столкнул скульптуру, которая задвигалась и дала ему подзатыльник, больно отдавшийся пульсацией по всему черепу.
Наконец-то он переступил порог парадных дверей и спустился на дорожку. Снег уже оттаивал, асфальт был сухим и светлым, по нему можно было смело ходить в кедах. Бомгю добрался до фонтана и взглянул на отражение в воде — ужас, он таким был очень редко, можно по пальцам пересчитать. Безвольный, нерешительный, почти озлобленный. Он мог бы казаться апатичным, если бы этому не предшествовали слёзы, много пролитых слёз, и злость на самого себя. Бомгю тоже умел злиться. Просто делал это по-своему. И сейчас он злился на себя, одновременно испытывая жалость.
Ноги повели его по плиткам в сторону оранжерей, светлых и ярких даже сейчас. Бомгю вспоминал, как хённим показывал ему всякие новые виды растений, как он неуклюже ронял взрывные бобы на землю и как его укусил хищный цветок, пока Чонгук отвернулся на несколько секунд за кормом. Эти воспоминания грели его и одновременно приносили холод. Он был рад, что сонбэ так осторожен с ним и добр к нему, и это же его убивало, потому что учитель строго обрезал все пути, стоило переступить черту хоть немного.
Возле скромного двухэтажного деревянного домика снова было тихо, как всегда, вдали только пели ранние птицы, где-то со стороны гор выл ветер. Из головы Бомгю никак не выходили слова директора.