«Поскольку каждый отдельный человек старается по возможности употреблять свой капитал на поддержку отечественной промышленности и так направлять эту промышленность, чтобы продукт ее обладал наибольшей стоимостью, постольку он обязательно содействует тому, чтобы годовой доход общества был максимально велик. Разумеется, обычно он не имеет в виду содействовать общественной пользе и не сознает, насколько он содействует ей (…) Он преследует лишь собственную выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения» (Смит 1962, с. 332).
Брюс Скотт отмечает, что для своего развития капиталистическая система должна иметь не одну, а две руки: невидимую руку, которая скрыта в рыночном механизме ценообразования, и видимую руку государства, которая проявляет себя через законодательство и бюрократию. Отбор в одиночку не может создать систему, в этом ему должен помочь выбор. У правительства всегда есть стратегия, какой бы неявной, недальновидной или непоследовательной она ни была:
«Эволюция капиталистической системы является в такой же степени политическим явлением, как и экономическим, и, в частности, она требует видимой руки политических субъектов, осуществляющих власть через политические институты, такие как выборы и законодательные органы, — эта деятельность заметно отличается от неуправляемой или невидимой руки, суть которой так проницательно понял Смит» (Scott 2011, p. 28). «Видимая рука правительственных деятелей неизбежно участвует в создании и поддержании институциональных структур, которые, в свою очередь, формируют рынки, на которых действует невидимая рука ценообразования. Капитализм не может ни возникнуть, ни развиваться без такого постоянного человеческого вмешательства» (Scott 2011, p. 37).
Видимая рука не ограничивается правительством. Силы, находящиеся вне правительства, поддерживающие его или противодействующие ему, также влияют на развитие общества-системы. Стратегии низов создавали капиталистическое общество-систему в не меньшей мере, чем стратегии верхов; крестьянские восстания создавали конкурентную среду в не меньшей мере, чем купеческие компании. В подрыве простого самовоспроизводства в равной степени участвовали видимая и невидимая рука, администрация и конкуренция, «вгрызаясь» в основанную на кооперации традиционную общину. Государства, преследуя политику меркантилизма, выдавали грамоты «индским» компаниям; проводили заимствования, создававшие рынки капитала; вели политику защиты внутреннего рынка путем тарифного регулирования. Коммерсанты развивали банкирские и купеческие дома, расширяли надомное производство, переводили сельских работников на денежные повинности и поденную плату.
«В политическом отношении централизованное государство представляло собой структуру нового типа, призванную к жизни коммерческой революцией, которая переместила центр тяжести западной цивилизации от Средиземноморского бассейна к берегам Атлантики, вынудив таким образом отстававшие в своем развитии народы крупных аграрных стран объединиться в организованное целое в интересах торговли и промышленности. В сфере внешней политики создание суверенной центральной власти было требованием дня; соответственно меркантилистские принципы управления государством подразумевали использование ресурсов всей территории для нужд власти в международных делах. Во внутренней политике необходимым побочным результатом подобных действий стало национальное объединение стран, раздробленных феодальным и муниципальным партикуляризмом. С экономической же точки зрения инструментом такого объединения был капитал, т. е. наличные средства частных лиц, существовавшие в виде крупных денежных накоплений и потому особенно удобные для использования в коммерции. Наконец, административный механизм, на который опиралось в своей экономической политике центральное правительство, был обеспечен распространением традиционного муниципального устройства на более обширную территорию государства» (Поланьи 2014, с. 79, перевод исправлен).