В этом сновидении мы можем распознать некую уравновешивающую функцию бессознательного, которая состоит в том, что именно те помыслы, склонности и тенденции человеческой личности, которые в сознательной жизни проявляются слишком слабо, выступают в состоянии сна в виде намека, так как процессы сознания в значительной мере выключены.
Можно, конечно, подбросить вопрос: что за польза в том сновидцу, если он все равно не понимает сновидения?
На это я должен заметить, что понимание не есть исключительно интеллектуальный процесс, ибо, как показывает опыт, несчетное множество вещей влияет на человека и может даже убедить его в чем-то, и весьма действенным образом, оставаясь при этом интеллектуально непонятными. Напомню только о действенности религиозных символов.
После приведенного здесь примера, вероятно, легко прийти к мысли, что функцию сновидений следовало бы понимать именно как "моральную". Это выглядит особенно доказательно в случае только что приведенного примера, однако если мы припомним формулу, согласно которой сновидения содержат всегда сублиминальные материалы, то уже нельзя говорить об одной "моральной" функции. Следует обратить внимание на то, что именно сновидения людей, ведущих себя в моральном отношении безупречно, выносят на свет божий материалы, которые должно охарактеризовать как "аморальные" в обыденном смысле этого слова. Очень характерно: бл. Августин радовался, что Бог не возлагает на него ответственность за его сновидения. Бессознательное есть то, что в данный момент неведомо, и потому неудивительно, что сновидение прилагает к соответствующей психологической ситуации все те аспекты, которые были бы существенными при рассмотрении с совершенно иной точки зрения. Очевидно, эта функция сновидения означает психологическое балансирование, некое выравнивание, которое, безусловно, требуется для упорядоченного действования. Как непременным условием в процессе сознательного обдумывания является умение ясно представлять себе по возможности все стороны и последствия какой-то проблемы (для того чтобы найти правильное решение), точно так же и тот процесс автоматически продолжается в более или менее лишенных осознания состояниях сна, где, как это представляется на данный момент согласно опыту, все те же самые точки зрения, которые днем не были достаточно учтены или которым вовсе не было воздано должное (т. е. те, которые были относительно бессознательными), обрушиваются на спящего, хотя и в виде намеков.
Что же касается символизма сновидений, вызвавшего большую дискуссию, то его оценки сильно расходятся в зависимости от того, с каузальной или финальной точек зрения рассматриваются сновидения. Фрейдовский каузальный способ рассмотрения исходит из вожделения, т. е. из вытесненного желания сновидения. Это вожделение всегда является относительно простым и элементарным, хотя может быть завуалировано самыми разнообразными покровами. Так, в вышеприведенном примере молодому человеку могло бы присниться с равным успехом, что он открывает ключом дверцу, что он летит на аэроплане, что он целует свою мать и т. д. С этой точки зрения все это могло бы иметь одно и то же значение. Такой узкий путь фрейдовской школы, — если привести вопиющий пример, — привел к тому, что объясняет почти все удлиненные предметы в сновидении как фаллические, а все округлые или полые предметы — как женские символы.
При финальном способе рассмотрения все образы сновидения имеют своеобразную внутреннюю значимость. Если, к примеру, молодому человеку вместо сцены с яблоком приснилось бы, что он открывает ключом дверцу, то обнаружился бы — соответственно измененному образу сновидения — существенно иной ассоциативный материал, который дополнил бы сознательную ситуацию совершенно иным образом, нежели материал, связанный со срыванием яблок. С этой точки зрения вся полнота смысла лежит именно в разнообразии символических выражений сновидения, а отнюдь не в их однозначности. Каузальный способ рассмотрения, согласно своей природе, склоняется к однозначности, т. е. к жесткому значению символа. Финальный способ рассмотрения, напротив, усматривает в изменяющемся образе сновидения выражение некой изменяющейся психологической ситуации. Он не признает никакого жесткого значения символа. С этой точки зрения образы сновидения важны сами по себе, потому что именно в самих себе они несут то значение, ради которого они вообще появляются в сновидении. Если мы остановимся на приведенном выше примере, то увидим, что с финальной точки зрения символ сновидения имеет, скорее, значение притчи; он не покрывает вуалью, а скорее поучает. Сцена с яблоком отчетливо напоминает о моменте вины и одновременно приглушает деяние прародителей.