В зависимости от точки зрения на способы рассмотрения мы достигаем, как явственно видно, совершенно различного понимания смысла сновидения. Спрашивается теперь, какое понимание лучше и правильнее. То, что мы должны иметь в общем-то одно понимание, для нас, терапевтов, есть необходимость прежде всего практическая, а не теоретическая. Если мы хотим лечить наших пациентов, то должны стараться овладеть средством — и по совершенно конкретным причинам — которое дало бы нам возможность действенно воспитывать больного. Из приведенного выше примера совершенно определенно явствует, что сбор материала к сновидению развернулся в вопрос, который вполне пригоден для того, чтобы открыть молодому человеку глаза на многое, мимо чего он прежде проходил не задумываясь. Однако проходя мимо всего этого, он уходил и от самого себя, потому что он, как и всякий другой человек, обладает моральной критичностью и моральной потребностью. Поэтому, когда он пытается жить, не принимая во внимание это обстоятельство, то живет односторонне и несовершенно, так сказать, некоординированно, что для психологической жизни имеет те же последствия, что и односторонняя и несовершенная диета для тела. Для того чтобы воспитать индивидуальность в ее полноте (совершенстве) и самостоятельности, мы нуждаемся в ассимиляции всех тех функций, которые до сих пор либо чересчур малы, либо вовсе не достигли сознательного расцвета. Для выполнения этой цели мы должны — по терапевтическим причинам — приступить ко всем тем бессознательным аспектам, которые поставляют нам материалы сновидений. Поэтому совершенно ясно и прозрачно, что именно финальный способ рассмотрения предвещает на практике большую помощь в индивидуальном воспитании.
Естественнонаучному духу нашего времени, который мыслит строго каузалистически, каузальное рассмотрение много милее и ближе. То же касается естественнонаучного объяснения психологии сновидений, где фрейдовский каузальный способ рассмотрения, вероятно, поэтому берет на себя столь много. Однако я вынужден оспаривать его безусловное преимущество, потому что психику нельзя понимать только каузально, требуется также и финальное рассмотрение. Лишь объединение обеих точек зрения (что на сегодняшний день еще не осуществимо в подобающей мере в научном смысле из-за имеющих место аномальных трудностей как теоретического, так и практического характера) в состоянии дать нам более полное постижение сущности сновидения.
Теперь я хотел бы вкратце обсудить более широкие проблемы психологии сновидений, которые лежат как бы в стороне от принятого хода изложения проблемы сновидений. Прежде всего это вопрос классификации сновидений. Я не хотел бы слишком завышать значение данного вопроса как практическое, так и теоретическое. Ежегодно я обрабатываю от 1500 до 2000 сновидений, и, имея такой опыт, я, по всей видимости, вправе констатировать, что на самом деле существуют типичные сновидения. Однако они не столь часты и при финальном способе рассмотрения немало теряют от той значимости, которую они имели бы при каузальном понимании (если бы под этим иметь в виду раз и навсегда установленное значение символа). Мне кажется, что типичные мотивы сновидения имеют большую важность, потому что именно они позволяют проводить сравнение с мифологическими мотивами. Многие из подобных мифологических мотивов, в установлении которых несомненная заслуга принадлежит Фробениусу, обнаруживают себя также в сновидениях многих людей, и часто в точности с тем же самым значением. Ограниченное пространство статьи не позволяет мне, к сожалению, представить подробный материал. Он имеется в другом месте. Однако я должен подчеркнуть, что сравнение типичных мотивов с мифологическими мотивами наводит на раздумье, что мышление сновидения следует понимать как филогенетически более древний вид мышления вообще, — это уже сделал Ницше. Что под этим понимается, лучше всего показывает — вместо многих других примеров — упомянутый ранее пример сновидения. Как мы помним, сновидение прибегло к сцене с яблоками в качестве некого типичного репрезентанта эротической вины. Абстрагированная отсюда мысль, вероятно, должна была бы звучать так: "Я поступаю неправедно, действуя таким образом". Характерно, что сновидение почти никогда не выражается таким логически абстрактным способом, а всегда в виде параболы или притчи. Это своеобразие выражения есть одновременно характерная черта примитивных языков, цветистые обороты речи которых нас всегда поражают. Если мы вспомним памятники древней литературы, например, притчи Библии, то обнаружим, что то содержание, которое сегодня мы тщимся выразить посредством абстракции, достигалось в былые времена путем притч. Даже такой философ, как Платон, не преминул выразить некоторые основополагающие идеи путем притч.