«Я очень жалею, что написала тебе те письма. Каковы бы ни были мои чувства, я не должна тревожить тебя ими. Сожги все мои письма, и я больше не буду рассказывать тебе о том, что меня беспокоит. Мое прибежище — Христос, понесший мои грехи. Он призывает меня прийти к Нему, чтобы обрести покой, когда я утруждена и обременена. Я не буду более виновной за напрасные слова, каковы бы ни были обстоятельства»
Можно только благодарить Люсинду, что она не уничтожила письма Елены Уайт. Они дают нам наглядное представление о ее человеческом облике, которого мы в противном случае не имели бы.
Елена Уайт написала письмо–исповедание не только Люсинде, но и Джеймсу.
«Я сожалею, — писала она, — что на словах и на бумаге огорчала тебя. Прости меня. Я буду осторожней, чтобы не раздражать и не беспокоить тебя… Возможно, я не вижу всего так, как видишь ты, но я не думаю, что должна пытаться заставлять тебя смотреть моими глазами и чувствовать так, как чувствую я. Я сожалею о всех тех случаях, когда я делала это.
Я нуждаюсь в смиренном сердце, кротком и спокойном душевном состоянии…
Я не претендую на безошибочность действий или даже на совершенство христианского характера. Я не свободна от ошибок и заблуждений в моей жизни. Если бы я более точно следовала за Спасителем, мне не пришлось бы оплакивать так горестно мое несоответствие Его дорогому образу»
Джеймс Уайт также извинился, но супруги договорились в течение лета трудиться раздельно, пока Господь не распорядиться иначе. Так оно и получилось, потому что уже несколько недель спустя Елена была рядом с мужем на лагерном собрании в Канзасе. В то лето они вместе участвовали в четырнадцати лагерных собраниях. В Батл–Крике в декабре того же года Елена осуществила свои писательские задумки.
Вдовство и дальнейшая жизнь
Конфликты 1876 года не были первыми в их браке, не остались они и последними. Как и другие семейные пары, супруги Уайт встречали на своем пути раздражение, разочарование и изнуряющие болезни, но в их жизни было много светлого.
Джеймс умер 6 августа 1881 года, не дожив два дня до шестидесятилетия. За две недели перед этим у него появилось предчувствие смерти. В таком состоянии он признал свои ошибки перед Еленой, попросил прощения за каждое слово или дело, которые «заставили» ее «страдать». «Ничто не должно быть помехой в наших молитвах. Все необходимо исправить между нами, а также между нами и Богом» (В память: Очерк о последней болезни и смерти пастора Джеймса Уайта, с. 47).
Елена очень скучала по мужу. После смерти Джеймса она пять недель пыталась немного отдохнуть в небольшом домике в Колорадо. «Я скучаю по отцу все больше и больше, — писала она Уилли. — Особенно я чувствую его потерю здесь, в горах. Большая разница быть в горах с моим мужем и теперь — без него. Я совершенно уверена, что моя жизнь была настолько переплетена с жизнью моего мужа, что без него в какой–то мере она потеряла свое значение» (Письмо 17, 1881).
Шестнадцать лет спустя г–жа Уайт писала: «Как я скучаю по нему! Как я тоскую по его совету и мудрости! Как я жажду слышать его молитвы, чередующиеся с моими молитвами о свете, о руководстве, о мудрости планировать и осуществлять работу!» (Избранные вести, т. 2, с. 259). В 906 году Е. Уайт писала, что муж оставался для нее «самым прекрасным человеком» (Рукопись 131, 1906).
Проповедь на похоронах Джеймса в Батл–Крике говорил С. Н. Хаскелл. Именно ему Елена Уайт написала больше всего писем, если не учитывать семейной переписки. Кроме того, нам известно, что Хаскелл был единственным мужчиной, предложившим вдовствующей Елене Уайт выйти за него замуж. Она отказала на том основании, что, учитывая ее литературную деятельность, ей лучше бы не брать другого имени, и, кроме того, у нее был Уилли, чтобы позаботиться о ней до пришествия Господа или до окончания ее служения» (Письмо X. С. Лэйси А. В. Сполдингу, 1947, 2 апреля).
«С тех пор как двадцать один год назад смерть отняла у меня мужа, — заявила г–жа Уайт в 1902 году, — у меня не возникало ни малейшего желания снова выйти замуж. Почему? Не потому, что Бог запретил это. Отнюдь нет. Но я посчитала за лучшее оставаться одной, чтобы никто не страдал со мной из–за осуществления служения, вверенного мне Богом. И никто не вправе каким–либо образом влиять на меня в том, что касается моей ответственности и моего служения, суть которого состоит в возвещении свидетельств ободрения и обличения» (Избранные вести, т. 3, с. 66, 67).