Однако, несмотря на всю родительскую любовь и заботу, ее сыновья оставались непослушными ребятами. Это означало, что время от времени их наказывали — даже Уилли, который вел себя лучше других. Уилли вспоминает время, когда, будучи трехлетним ребенком, он поддался искушению подпевать своим родителям и их друзьям после того, как мать уложила его в постель. Когда его голос, доносившийся из спальни, присоединился к их голосам, гости рассмеялись. Ободренный такой реакцией, он, в своей длиной ночной рубашке, вышел в гостиную и присоединился к поющим. Джеймс вновь уложил его в кровать. Вскоре Уилли снова вернулся в гостиную и его в третий раз уложили в постель с твердым наказом оставаться в ней. Позднее Уилли рассказывал о том, что произошло после его третьей попытки появиться в гостиной: «Отец пронес меня через всю кухню на заднее крыльцо, поставил левую ногу на перила, меня положил на колено и задал мне такую трепку, какую я никогда не забуду» (Уильям К. Уайт. Рукопись, «Воспоминания о доме на Вуд–стрит»).
Уилли Уайт пишет также, что он несколько раз получал взбучку от матери. В свои последние годы он вспоминал: «Семейное родительское воспитание было добрым, но строгим» (Ревью энд Геральд, 1936, 13 февраля). Создается впечатление, что Джеймс наказывал сильнее, чем его жена. Однажды, в 1862 году, в начале гражданской войны в США, когда Генри и Эдсон загорелись желанием вступить в армию, Джеймс разрубил барабан Генри топором. Шестнадцатилетний Генри был настолько расстроен, что поклялся своим братьям убежать и записаться в армию барабанщиком (см. Батл–Крикский Опросник, 1932, 30 октября).
Около этого же времени Елена написала о ситуации, в которую попали они с Джеймсом: «Мы пребывали в опасности, ожидая от наших детей более совершенного поведения, чем допускал их возраст… Наши дети любят нас и будут внимать голосу разума, а доброта окажет более могущественное влияние, чем суровое осуждение… Наши слова и дела для наших детей должны быть полностью обоснованы, чтобы грубыми или резкими замечаниями не ожесточить их. Иначе в их душах останется рана, способная разрушить их любовь к родителям и родительское влияние на них» (Рукопись 8, 1862).
Елена Уайт твердо верила, что взрослые никогда не должны наказывать детей «в приступе гнева, потому что дети это чувствуют» (Воспитание детей, с. 244). Этому правилу она следовала всю свою жизнь. «Я никогда, — писала г–жа Уайт, — не давала детям повод думать, что они действуют мне на нервы… Когда я чувствовала, что могу выйти из себя или близка к этому, я говорила: «Дети, сейчас мы успокоимся и пока не будем об этом говорить. Разговор продолжим перед сном». Имея время на размышление, к вечеру малыши успокаивались, и я могла очень хорошо поговорить с ними». После того как воцарялся мир, дети заканчивали день молитвой (там же, с. 253, 254). Не удивительно, что позднее Уилли говорил о том, что в воспитании его мать была настойчивой и в то же время доброй, в силу чего мальчики не желали противиться ей.
Семье Уайт пришлось не только решать вопросы воспитания, но и пережить трагедии. В мае 1856 года они едва не потеряли двухгодовалого Уилли; он играл в лодочку, тыкая деревянной палочкой в «озеро», которым было для него большое корыто, наполненное водой. Отправившись во двор за дровами, повариха оставила мальчика одного на несколько минут, а, возвратившись, увидела, что из воды торчит лишь одна нога. Женщина вытащила, как ей показалось, безжизненное тело мальчика и начала кричать: «Он утонул! Он утонул!»
Елена взяла ребенка, раздела его и начала катать по траве, чтобы вода полилась из рта и носа (катание было прежде видом искусственного дыхания). Собрались соседи, так как жуткое зрелище продолжалось пятнадцать минут. Они начали говорить Елене, что ее усилия безнадежны, а одна женщина сказала: «Как ужасно видеть то, что она проделывает с мертвым ребенком! Кто–нибудь отнимите у нее это несчастное дитя!» Джеймс ответил, что это ее ребенок и что она вправе делать все, что посчитает нужным. И вот в конце двадцатой минуты появились слабые признаки жизни. Настойчивость и любовь матери были вознаграждены (Духовные дары, т. 2, с. 207, 208; Ревью энд Геральд, 1936, 9 января).
Однако не все подобные опыты кончались счастливым исходом. За три года Джеймс и Елена потеряли двух сыновей. Они познали, что такое скорбь. Маленький Джон Герберт Ушел первым. Родившись 20 сентября 1860 года, он умер 14 Декабря того же года. «Мой дорогой младенец, — писала Елена, — сильно страдал. Двадцать четыре дня и ночи мы с нетерпением наблюдали за ним… Временами я не могла сдержать себя, видя его страдания… Когда я прислушалась к его затрудненному дыханию и пощупала его пульс, то поняла, что он скоро умрет… Мы наблюдали за его слабым прерывистым дыханием, пока оно не прекратилось. Мое сердце ныло и готово было разорваться». Родители похоронили маленького Джона на кладбище Оук Хилл в Батл–Крике, «чтобы он покоился там до того времени, когда придет Жизнедатель, сокрушит оковы могилы и дарует ему новое бессмертное тело» (Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 245, 246).