Когда караван двинулся в путь, разразилось ненастье. Елена Уайт писала, что на третий день пути они разбили лагерь в открытой прерии, но прежде, чем могли установить палатку, начался сильный ливень, и «через десять минут в палатке было на несколько дюймов воды». Как можно было ожидать, спальные принадлежности оказались менее, чем в удовлетворительном состоянии. На следующий день большинство путешественников проснулись «простуженными и с кишечными недомоганиями».
Г–жа Уайт написала Уилли и его жене: «Я предпочла бы посетить двадцать лагерных собраний со всеми их неудобствами, зная, что я приношу пользу душам, чем ехать через почти всю страну. Местность живописная, один красивый вид сменяет другой, но я очень боюсь, что не выполняю своего долга».
Елену Уайт мучило чувство, что она поступает не правильно, согласившись с бредовой идеей мужа отправиться в путешествие, но кроме всего группе пришлось столкнуться с реальными опасностями. «Мы должны были очень хорошо вооружиться, чтобы пройти через территорию индейцев. Нам приходилось ставить свои повозки в круг, причем наших лошадей мы помещали внутри круга. У нас были два вооруженных ружьями сторожа, менявшихся каждые два часа. Мы меньше боялись индейцев, чем белых людей, которые использовали индейцев, чтобы наводить панический страх на лошадей, мулов и пони» (Письмо 20а, 1879).
| Караван, организованный Джеймсом Уайтом, на пути из Техаса |
Джеймс, однако, чувствовал себя превосходно. «Отец, — писала она Уилли, — много ездит верхом на лошади. Путешествие ему очень нравится» (Письмо 36, 1879). Елена не разделяла этого настроения. «Я проболела все путешествие, — писала она двадцатого мая. —Потеряла в весе шесть килограммов. Никакого отдыха, никакого отдыха для бедной Мариан [Дэвис]; мы трудились как рабы. Мы регулярно готовили пишу до середины ночи…
Я каждую субботу проповедовала для нашего лагеря, потому что, казалось, никто не чувствовал этой необходимости, а каждый субботний вечер или в воскресенье я выступала в окрестных городах и селениях. Я устала и чувствовала себя так, будто мне уже сто лет» (Письмо 20, 1879). Среди приходивших послушать ее проповеди были американские индейцы. «Они слушали, — писала она, — с глубочайшим интересом» (Письмо 36, 1879).
«Пейзаж, — замечала Елена Уайт, — прекрасен; эта местность великолепна. Кругом огромное разнообразие цветов» (там же). Но ей недостаточно было только красоты. «Я поехала в Техас против моей воли. Я согласилась вопреки здравому смыслу и моим желаниям. Я дала согласие предпринять это долгое путешествие» после того, как мне обещали, «что меня не обременят никакими заботами и затруднениями, но избежать этого было невозможно. У меня не осталось времени вести дневник или писать письма. Распаковывать, упаковывать, спешить, накрывать на стол оказалось заведенным порядком дня» (Письмо 20, 1879).
Г–жа Уайт, разумеется, обрадовалась, что ей и ее мужу не довелось закончить это путешествие в Колорадо. Будучи убеждены, что им необходимо попасть на лагерное собрание, они направили обоз в Канзас.
Хотя мы не знаем, что именно чувствовал Джеймс по поводу несостоявшегося путешествия, можно предположить, что он не очень расстроился, так как его жене стало гораздо лучше. И это, должно быть, много значило для героини описанного путешествия, ибо, судя по ее письмам и дневнику, она не была в восторге от этого путешествия.
Красота окружавшего ее разнообразия
Елена Уайт всю свою долгую жизнь любила цветы. Ей это, вероятно, передалось от матери, которая не только «любила цветы», но и разводила их, чтобы сделать «дом привлекательным и приятным для детей». Для Елены красота цветов имела духовный смысл. Она «видела отражение любви Иисуса в каждом кусте, бутоне или цветке. Эти проявления красоты, казалось, на своем особом языке говорят о Божьей любви». Божьи цветы напоминали ей, как сказано в главе 6 Евангелия от Матфея, о любви и заботе Бога (см. Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 19).
Как мать Елена стремилась привить любовь к красоте и цветам своим детям. 11 апреля 1859 года она написала в дневнике, что «большую часть дня провела в возделывании сада для детей». «Я чувствую желание сделать для них дом как можно более приятным, чтобы он стал самым желанным местом для каждого из них» (Ревью энд Геральд, 1936, 27 декабря).