Строго говоря, настоящего своего лица в зеркале человек практически не видит. Готовясь рассматривать себя в зеркале, мы невольно принимаем определенную позу, как бы готовимся увидеть «себя». В результате у пас меняется выражение лица, теряется его непосредственность и непринужденность. Мы бессознательно подстраиваемся под «свой образ». Поэтому случайно, непреднамеренно встретив свое изображение в зеркале, мы, как правило, бываем удивлены незнакомыми нам чертами своего лица. Именно такой случай описан в рассказе А. Моравиа «Трельяж». Молодой адвокат, рассматривая только что доставленное из магазина зеркало, вдруг увидел в нем не привычного себя, а какого-то собственного двойника, к которому он испытал сильное чувство антипатии, как к совершенно незнакомому человеку. К чувству антипатии примешивается еще и ощущение какой-то отчужденности. Первой мыслью, которая пришла ему в голову, когда он увидел свое отражение, было: «…неужели возможно, что этот человек в зеркале действительно Я?» Интересно, что жена героя рассказа очень точно распознала его состояние: «Я понимаю тебя. В тебе будто бы сидят два человека: один, который обманывает, и другой, который обманут. Так я — с этим вторым, именно его я и люблю»[44]. Характерно, что герой рассказа рассматривал только что приобретенное зеркало как предмет, а не смотрелся в него. Поэтому он не «готовился» к восприятию в нем собственного облика. В результате то, что он увидел, оказалось для него неожиданным, странным образом расходящимся с привычным, видимо более значительным, представлением о себе, почему и вызвало чувство недовольства увиденным. Точно такое же недовольство возникает обычно у человека, когда, например, он совершает несвойственный ему поступок, характеризующий его с не лучшей стороны.
В этих ситуациях происходит неожиданная встреча человека со своим вторым «Я», которая не всегда может вызывать чувство внутреннего удовлетворения. Зеркало, действительно, время от времени «улавливает» изменяющуюся (внешнюю и внутреннюю) составную часть нашего «Я», «шокируя» другую, пожизненно неизменяемую составляющую нашей личности. Для последней свойственно удивительное постоянство внутренней основы мироощущения. В. В. Вересаев так передает это субъективное переживание неизменяющейся составляющей нашего «Я»: «Не знаю, испытывают ли что-нибудь похожее другие, но у меня так: далеко в глубине души, в очень темном ее уголке, прячется сознание, что я все тот же мальчик Витя Смидович; а то, что я «писатель», «доктор», что мне скоро шестьдесят лет, — все это только нарочно; немного поскрести — и осыплется шелуха, выскочит маленький мальчик Витя Смидович»[45].
Этот интересный феномен — наличие в сознании человека как бы двух разных ипостасей, — проявляющийся иногда как ощущение раздвоения личности, довольно интересно описан французским спелеологом Мишелем Сифром в книге «Один в глубинах земли». С того дня, пишет он, когда мне пришлось впервые заглянуть в зеркальце, я уже не расставался с ним. С интересом наблюдает истинный Мишель за «подопытным» Мишелем. Вдруг на каком-то этапе возникло неуловимое, непонятное и… ошеломляющее впечатление, словно он раздвоился и потерял контроль над своим «вторым «Я» и на смену чувству «внутреннего контролера по отношению к самому себе пришло чувство неприязни к своему образу»[46]. Сифру, видимо, неожиданно открылась его изменяемая (конечная) сущность. Представление о самом себе разошлось с тем, что он увидел, и это вызвало в нем подсознательный протест, чувство отчужденности от своего зеркального образа.
Отчужденное и даже явно враждебное отношение к своему зеркальному двойнику нередко имеет место в трудных состояниях: одиночество, бессонница, алкогольное опьянение. В случае сочетания этих или подобных условий могут возникать беспокойство, тоска, чувство безысходности, галлюцинации. Очень точно описано это состояние в поэме Сергея Есенина «Черный человек»:
Общение с самим собой в этом трудном состоянии в виде внутреннего диалога формирует и галлюцинаторного оппонента — «черного человека», с которым поэт общается как с посторонним, ведущим себя самостоятельно, активно и все более вызывающе: «на кровать садится», «спать не дает» и т. п., то есть как с реальным человеком.