Размышляя о человеке как о субъекте жизни, С. Л. Рубинштейн различал два основных его способа существования и соответственно два отношения к жизни. Первый — это жизнь в сложившихся условиях повседневного быта и не выходящая за пределы непосредственных межличностных связей: сначала отец, мать, затем друзья, учителя, а далее супруг, дети и т. д. Здесь все интересы и проблемы человека существуют внутри непосредственной жизни, и всякое его отношение — это отношение к отдельным частным явлениям, но не к жизни в целом. На данном уровне человек еще не может выключиться из непосредственного переживания жизни, не может занять мысленно позицию вне ее для рефлексии над ней. Такая жизнь, считает автор, выступает почти как природный процесс; во всяком случае, очевидна непосредственность и целостность человека, живущего такой жизнью. Вопросы общения с собой здесь еще не актуализируются, так как поведение личности полностью определяется сложившимися жизненными связями, не подлежащими критике или сомнениям. Социальная регуляция в виде норм нравственности в данном случае определяет саморегуляцию поведения индивида.
«Такая жизнь, когда в ней крепки связи с другими людьми, — самый надежный оплот нравственности как естественного состояния — в непосредственных связях человека с другими людьми, друг с другом. Здесь нравственность существует как невинность, как неведение зла, как естественное, природное состояние человека, состояние его нравов, его бытия»[4].
Второй способ существования С. Л. Рубинштейн связывал с появлением рефлексии. С ее развитием человек становится способным занимать позицию как бы вне процесса жизни, смотреть на нее со стороны. Это решающий поворотный момент в общем психическом развитии человечества. Именно здесь кончается первый способ существования и начинается новый путь — к построению нравственной человеческой жизни на сознательной основе. Сознание выступает здесь как прорыв, как выход из полной поглощенности непосредственным процессом жизни для выработки соответствующего отношения к ней, занятия позиции над ней, вне ее для суждения о ней. С появлением рефлексии начинается философское осмысление жизни. Отсюда с этого момента возникает проблема «ближнего» и «дальнего», проблема соотношения, взаимосвязи непосредственного отношения человека к жизни и осознанного отношения, опосредованного через «дальнее».
Таким образом, рефлексия позволяет осуществить осмысление мира и собственных действий. Но традиционное понимание рефлексии подразумевает, как правило, осознание своих лишь внешне направленных действий. Мы считаем, что общение с собой предполагает осознание возможности и необходимости осуществления определенных психических действий внутри себя. Последние сохраняют все особенности коммуникативного процесса, характерного для межличностного общения. Философы и психологи давно пытались определить специфику человека и чаще всего видели ее в разуме: «разумное животное», «рациональное существо» — классические определения человека, способного действовать разумно. Но что такое разумность? Швейцарский ученый Э. Агацци считает, что «разумность» человека проявляется прежде всего в том, что каждое его действие сопровождается наличием некоторого субъективного эталона «как должно быть»[5]. Из этих действий конечно же исключаются те, которые осуществляются непроизвольно, чисто автоматически, как это имеет место и у животных. Но в собственно «человеческих действиях», какими бы они простыми ни были (не говоря уже о таких высоких уровнях, как моральные действия), обязательно наличествует это самое «как должно быть», пронизывающее всю сложную иерархию человеческой деятельности сверху донизу.
На языке физиологии высшей нервной деятельности такого рода функциональное образование, согласно теории П. К. Анохина, получило название акцептора действия, роль которого как раз и сводится к тому, чтобы оперативно оценивать степень рассогласования совершаемого действия с «заданным». Так, например, гимнаст, выполняющий упражнение, чутко улавливает особенности своих движений и оценивает, насколько они отличаются от тех, которые «должны быть», то есть от тех, которые можно назвать «идеальной моделью». Такие действия не преследуют цели изготовить какой-то конкретный предмет, а носят информационный или эстетический характер. Сюда можно отнести речь, письмо, танец, пение и другие формы искусства. В данном случае оценка «как должно быть» относится к способу, каким осуществляются эти действия, то есть к самому исполнению движений, и в этих случаях, как правило, оценивается, «хорошо» или «плохо» это делается. Такие действия выполняются ради самих действий, и их можно назвать функциональными.