Но тщетны были усилия царизма отгородить Россию от политического и умственного движения в других странах, когда в самой России обострялась борьба против самодержавия и крепостничества, когда русская литература и наука выдвигали своих великих революционных мыслителей и писателей.
В одной из землевольческих прокламаций (1863 г.) подчеркивалось, что от революционных идей «не загородиться ничем, они господствуют в настоящее время во всей Европе, народы которой находятся теперь в таком напряженном состоянии и до того сильно почувствовали гнет деспотизма, что малейший толчок произведет между ними общее революционное движение, которое разрушит все основания, поддерживающие деспотизм»[745].
Естественно, что русская передовая печать использовала все возможности для пропаганды революционного опыта других народов, для мобилизации русского общественного мнения на поддержку их освободительных стремлений, для поднятия духа демократического лагеря в самой России, которому известия об успехах борьбы прогрессивных сил за рубежом давали дополнительную уверенность в грядущей победе родного народа, в освобождении своего отечества от гнета враждебных сил.
В Чернышевском, Добролюбове, Герцене и во многих других деятелях русского революционного движения и русской демократической литературы демократы и социалисты Европы и Америки имели самых надежных и искренних друзей и союзников.
Достаточно напомнить о замечательных ежемесячных политических обозрениях Чернышевского по международным вопросам, публиковавшихся с 1859 г. в «Современнике». По свидетельству читателей того времени, эти обозрения вызывали в русском обществе исключительный интерес и, конечно, оказывали на передовую общественную мысль сильное влияние.
Чернышевский давал в этих обзорах анализ общественной борьбы в других государствах, исходя в своих наблюдениях и оценках из последовательных революционно-демократических позиций. Он надеялся на дальнейшее углубление и расширение общественных столкновений в западных странах, что, несомненно, способствовало бы усилению освободительной борьбы в России.
«Зловещие птицы начинают каркать похоронную песню над существующим порядком Западной Европы… Мы не скажем, что ошибаются зловещие птицы. Обоняние у них тонкое»[746], – писал Чернышевский в одном из своих политических обозрений. На рубеже 50-х и 60-х годов Чернышевский неоднократно высказывал ту же самую мысль, причем особые надежды возлагал тогда на французский народ, считая, что именно Франция все еще остается вулканом, «взрывы которого потрясают Европу»[747].
Величайшее сочувствие самых широких кругов общества вызвала борьба итальянского народа. Из двух сталкивавшихся тенденций в итальянском национально-освободительном движении, из которых одну, либерально-соглашательскую, представлял Кавур, а другую, народную, демократическую, выражал Гарибальди, прогрессивная русская общественность полностью выступила на поддержку второй. Солидарность русских революционеров с демократической линией в итальянском движении нашла яркое выражение в блестящих статьях Добролюбова, в которых жесткой критике были подвергнуты оппортунистические, либеральные итальянские политики во главе с Кавуром.
Имя Гарибальди в России было окружено ореолом неувядаемой славы. Н. Серно-Соловьевич расценивал известную сицилийскую экспедицию Гарибальди 1860 г. как «геройское действие, напоминающее древние времена». Он видел в Гарибальди и его соратниках людей «того берега», самое существование которых «служит светлым залогом нового мира»[748]. Русское общество не ограничивалось одними выражениями сочувствия и восхищения Гарибальди: ряд русских людей принял непосредственное участие в действиях его армии.
Национально-буржуазные и буржуазно-демократические движения Запада конца 50-х – начала 60-х годов еще занимали в глазах русского общества видное место при оценке им современного политического положения за пределами России. Вместе с тем нарастал и интерес к разгоравшейся все ярче борьбе западноевропейского пролетариата.
745