Что касается революционного движения в самой России, то здесь влияние «Народного дела» и Русской секции было сравнительно слабым. Говорить о сколько-нибудь широких и прочных связях секции с постепенно развертывавшимся (с самого начала 70-х годов) кружковым движением молодой русской интеллигенции нет оснований. В частности, не получилось, судя по имеющимся данным, серьезного, делового контакта и сотрудничества между Русской секцией и влиятельной революционной группой, основанной Марком Натансоном и др. на рубеже 60 – 70-х годов в Петербурге (распространившей потом свою работу и на другие города), хотя секция пыталась установить связь с этой группой. Личный состав Русской секции возможно недостаточно импонировал русским кружкам. К руководству из-за границы отношение в то время было скептическое и настороженное; в возможность реальной связи с Интернационалом при достигнутом уровне революционного движения в России там не особенно верили[846], к тому же деятельность I Интернационала стала после 1871 г. клониться к упадку. Наконец, открытая и резкая враждебность Русской секции к Бакунину не встречала сочувствия не только среди элементов, все более склонявшихся к бунтарству, но и среди промежуточных, колеблющихся элементов, ибо большинство демократической молодежи в России испытывало к Бакунину чувства симпатии и уважения. Поскольку и сама Русская секция была малочисленна и достаточными средствами для осуществления работы в России не располагала (а может быть, и должной настойчивости в этом деле не сумела проявить), она осталась сравнительно замкнутым кружком, мало связанным с массой русской революционной молодежи[847].
По своим взглядам на общественные отношения России Русская секция в сущности не отрывалась от некоторых главных основ народнического мировоззрения.
Русская секция и ее орган «Народное дело» (выходивший до осени 1870 г.) отстаивали положение об общности, о единстве задач социалистов Запада и России. Это подсказывалось, однако, не убеждением, что Россия развивается экономически в том же направлении, что и капиталистический Запад, и что в результате развития капитализма происходит формирование фабрично-заводского пролетариата, который в России, подобно Западу, должен неизбежно стать основной, определяющей и решающей силой социалистического движения. О пролетариате в России «Народное дело» говорило неоднократно, но вкладывало в понятие «пролетариат» вовсе не марксистское содержание. Для «Народного дела» оно сливалось с понятием «трудящиеся», в составе которых на первом плане выступала крестьянская масса[848]. По существу «Народное дело» – и в этом одно из важных сходств его позиции с народнической идеологией – переносило на русскую крестьянскую массу ту великую освободительную миссию, которую Интернационал, марксизм приписывали рабочему классу[849]. «Народное дело» (статья «Крестьянская реформа и общинное землевладение») верило в способность русской сельской общины предотвратить полную победу и утверждение в России капиталистического способа производства, рассматривало общину как «краеугольный камень всего нашего народного быта», как «единственное великое достояние русского народа», которое «было бы безумно и бесчестно уступать без бою и, если надо, без кровавого бою». В той же статье «Народное дело» выражало уверенность, что все попытки господствующих классов России к «окончательному обездолению земледельческого населения и к обращению его в голое батрачество» будут разбиваться, «как о скалу», об общинное землевладение. Наряду с общинным землевладением «Народное дело» горячо и страстно отстаивало круговую поруку. Цитированная только что статья содержала настоящую апологию круговой поруки как «начала экономической солидарности общины»[850]. При чтении «Народного дела» Маркс в острой форме осудил подобные реакционные теоретические суждения[851].
В общей постановке вопроса о политических требованиях рабочих, об участии социалистов в политических движениях «Народное дело» объявляло себя солидарным с марксистским крылом I Интернационала. Оно называло теорию политического воздержания «не выдерживающей критики»[852], указывало, что на пути к достижению своих окончательных целей рабочая партия «может ставить себе временные задачи, согласно с данным положением известной страны, сообразно с своими силами и с силами врагов». Рабочая партия, полагало «Народное дело», не должна упускать возможностей борьбы хотя бы за некоторое изменение «условий политической и экономической жизни», за достижение хотя бы некоторого «ограждения рабочего класса от гнета и преследований» с целью расширения и углубления социалистической пропаганды и организации[853]. В России «Народное дело», конечно, выступало как непримиримый враг царского деспотизма. Но в «Народном деле» все-таки трудно было найти достаточно ясное понимание самостоятельного значения систематической политической борьбы за уничтожение русского самодержавия; на его страницах борьба с последним как-то сливалась (более или менее по-народнически) с «организационной работой социальной Революции»[854]. «Народное дело» явно не было свободно от свойственных значительной части народников 70-х годов страхов перед политическими преобразованиями буржуазно-демократического характера в России ввиду угрозы, которую оно усматривало для судеб общины, для так называемых общинных начал в осуществлении конституции.
846
В этом смысле показательна программная записка П.А. Кропоткина 1873 г., в какой-то степени отражавшая не только личные взгляды автора (в то время уже определившегося сторонника анархизма), но и всей петербургской революционной группы, выросшей из кружка Натансона. «Мы намерены здесь развиваться самобытно, – говорилось в записке, – вне всяких руководств заграничных партий, так как полагаем, что никогда эмиграция не может быть точным выразителем потребностей своего народа, иначе как в самых общих чертах, ибо необходимое для сего условие есть пребывание среди русского крестьянства и городских рабочих». О связи с Интернационалом записка заявляла: «Пока у нас нет сколько-нибудь сильной организации среди крестьянства и рабочих, всякие наши отношения были бы не деловые, а только личные, но о таких отношениях едва ли стоит рассуждать. Следовательно, (вопрос. –
847
О влиянии секции написана статья Р.Ш. Тагирова «Русская секция Международного товарищества рабочих и Россия», опубликованная в «Ученых записках Казанского госуд. педагогического института», вып. VII, Казань 1949, стр. 113 – 132.
848
В своего рода программном выступлении (статья «Русская ветвь Международного товарищества рабочих» в № 1 за 1870 г.), посвященном оформлению первой Русской секции, «Народное дело» обсуждало вопрос о задачах проектируемых «интернациональных союзов» в России среди «земледельческого, фабричного и ремесленного класса».
849
В своей программе Русская секция полностью отождествляла «экономический гнет русского народа» в целом с «гнетом, который душит весь европейский и американский пролетариат», и утверждала, что «народ русский во все времена стремился к осуществлению великих начал, провозглашенных международными конгрессами рабочих». В русском «общинном самоуправлении» лежат, подчеркивало «Народное дело», «те же элементы и задатки», что и «в организации рабочих союзов» на Западе («Народное дело» № 2, 7 мая 1870 г.).
851
См. «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», кн. IV, М. – Л. 1929, стр. 379 – 380. В воззрениях на общину «Народное дело», издатели которого считали себя верными учениками и последователями Чернышевского, упорно цеплялось за утопическую сторону взглядов великого просветителя и даже заостряло ее. Оно говорило о свежести и силе общинного духа, о важном «преимуществе», выпавшем на долю русского «пролетариата» (фактически имелось в виду крестьянство), располагающего будто в своей жизни тем, к чему западный пролетариат приходит, наконец, путем критического сознания и теоретического развития.
852
Об этом писало «Народное дело» в 1869 г. и повторило затем это положение в статье «От редакции» в № 1 издания за 1870 г.