Заслугой «Народного дела» была настойчивая пропаганда стачечного движения, которому оно придавало огромное значение, как школе борьбы, как незаменимому средству воспитания солидарности, развития самосознания трудящихся. «Народное дело» определяло стачки как «современную партизанскую войну труда против капитала»[855]. Оно доказывало возможность широкого применения этого средства и в России, причем ссылалось на примеры из европейского социального движения, когда в «стачки» вовлекалось сельское население. Нельзя не отметить, что стачкам в «Народном деле» иногда придавалось даже преувеличенное значение; в своей оценке роли всеобщей стачки («великой, общей, повсеместной гревы») оно стихийно сбивалось на позицию, в которой можно усмотреть родство с возникшим впоследствии синдикализмом[856].
«Народное дело» публиковало данные о забастовочном движении в западноевропейских странах, о руководящем участии в нем организаций, примыкающих к Интернационалу, и вообще о деятельности Интернационала. Поскольку номера «Народного дела» проникали в Россию и делались достоянием русской революционной молодежи, это сыграло свою роль в популяризации Интернационала в России[857].
В актив «Народного дела» следует занести постоянное подчеркивание им мысли о решающем значении народных масс в освободительном движении. В ответственной, программного характера статье «Русская ветвь Международного товарищества рабочих» издатели «Народного дела» писали: «Мы довольно часто повторяли, что сила радикальной партии русской молодежи зависит единственно от ее всецелостного нелицемерного слития с народом…» Пора в России бросить мысль, подчеркивалось в той же статье, о возможности «какой-то революции, производимой одной молодежью, когда она не имеет никакой, а не то уж что прочной связи с народом…»
1870 год был последним годом издания «Народного дела». Деятельность Русской секции как организованного целого вскоре после этого прекратилась[858].
Нельзя говорить о воздействии Интернационала на русское революционное движение 70-х годов, не учитывая одновременно влияния Парижской коммуны.
Именно после Парижской коммуны особенно возрос интерес русской демократической молодежи к I Интернационалу.
Лучшая, наиболее сознательная и передовая, часть русской молодежи с волнением и сочувствием следила за развернувшейся в Париже грандиозной схваткой пролетарских масс с буржуазией. Кровавое подавление восстания глубоко потрясло ее. Многие понимали, что события в Париже имеют мировое значение. Это сознание нашло выражение, например, в нескольких подпольных листках под общим заглавием «Виселица», выпущенных в Петербурге в апреле и мае 1871 г. Н.П. Гончаровым, связанным с конца 60-х годов с революционными кружками в столице. В первом же из этих листков Гончаров писал: «Мировая революция уже началась… Поднявшись над развалинами Парижа, она облетит все столицы мира, – желанная, святая, побывает и в нашей мужичьей избе…» В последнем, четвертом листке говорилось: «Париж накануне страшного и окончательного своего падения… Но не падет, не погибнет начатое им дело…» Автор призывал: «Откликнитесь, честные люди, откликнитесь на ваших местах погибающему Парижу, чтобы умирая он знал, что дело его возобновят и так же смело и геройски поведут вперед»[859]. Таким образом, русская демократическая молодежь считала, что боевой клич, раздавшийся в Париже, призывает и ее к действию. Пример парижских пролетариев воодушевляюще подействовал на передовую русскую интеллигенцию, стимулировал ее революционную активность и содействовал более практической постановке вопроса о работе в народе. Это сказалось и в решимости некоторых кружков приступить к пропаганде среди рабочих.
857
Позднее в более широком масштабе сведения о международном рабочем движении удавалось печатать и распространять другому эмигрантскому органу – «Вперед!». Нельзя обойти молчанием тот факт, что руководитель Русской секции Н.И. Утин, вообще не обладавший достаточными данными для роли руководителя столь ответственного начинания, оказался в морально-политическом отношении человеком неустойчивым. Это привело Утина в 1877 г. к подаче покаянного прошения царю, означавшего полный разрыв его с революционным движением и открывшего ему путь к возвращению на родину в качестве верноподданного и обыкновенного буржуазного дельца.
858
Деятельность Русской секции освещается в книге В.А. Горохова («Русская секция Первого Интернационала», М. 1925) и статье Н.К. Каратаева «К вопросу об экономической платформе Русской секции I Интернационала», опубликованной в 130-м выпуске «Ученых записок» Московского гос. университета им. М.В. Ломоносова за 1949 г. В названных выше работах при значительном фактическом материале и правильных отдельных выводах имеется немало спорных положений, идущих главным образом по линии «прихорашивания» идейных позиций секции. В 1957 г. Б.П. Козьмин выпустил в свет большой труд о русской секции в I Интернационале («Русская секция Первого Интернационала»). Опираясь на большой фактический материал, автор подробно характеризует деятельность секции. Труд Б.П. Козьмина вышел в свет тогда, когда наша работа была завершена и готовилась издательством к сдаче в набор. Мы не нашли в книге Б.П. Козьмина оснований для пересмотра высказанных нами выше замечаний о секции. Вместе с тем мы пользуемся возможностью подчеркнуть крупную научную ценность труда Б.П. Козьмина, впервые всесторонне освещающего и идейную и организационную стороны истории Русской секции в наиболее существенных ее чертах, с вполне правильных позиций (это, понятно, не исключает отдельных наших расхождений с автором новой книги по некоторым вопросам, касающимся оценки взглядов и деятельности секции, как и по некоторым более общим вопросам истории революционного движения в целом).