Яркую индивидуальность представляет собой и И.Н. Мышкин (1848 – 1885 гг.), которого В.И. Ленин в своей работе «Что делать?» назвал в числе выдающихся революционеров наряду с Алексеевым, Халтуриным и Желябовым[970]. «Сын крепостной крестьянки и солдата», как он сам о себе сказал на процессе 193-х, Мышкин учился в школе кантонистов, затем в военном училище, служил несколько лет в качестве стенографа. В 1873 г. Мышкин открыл в Москве легальную типографию. В 1874 г. решив полностью отдаться революционной работе, он при содействии Войнаральского организовал печатание подпольной литературы. В июне 1874 г. типография Мышкина провалилась, но ему самому удалось перейти на нелегальное положение. Некоторое время он прожил за границей, откуда вернулся в 1875 г. со смелым проектом освобождения Чернышевского. Обстоятельства этого дела широко известны. Мышкин прибыл в Вилюйск под видом жандармского офицера с подложным предписанием обыскать Чернышевского и увезти его. План не удался. Мышкин пытался бежать, но после вооруженного сопротивления был арестован. Его речь на суде по делу 193-х произвела сильное впечатление. На каторге, к которой он был присужден по этому делу вместе с Коваликом, Войнаральским, Рогачевым, Чарушиным, Синегубом и др., Мышкин с упорством и мужеством вел борьбу против произвола царских властей. В 1885 г. он был расстрелян в Шлиссельбургской крепости.
Мы не останавливаемся здесь подробно на отдельных участниках или эпизодах движения 1874 г., охватившего, как отмечалось в «Записке Палена», 37 губерний[971]. Отметим лишь, что к числу наиболее крупных событий этого движения в Великороссии можно отнести широко развернувшуюся одно время деятельность А.И. Иванчина-Писарева (при участии земского врача И.И. Добровольского, Н.А. Морозова, Д.А. Клеменца и др.) среди крестьян Даниловского уезда Ярославской губернии[972]. На Украине активнее всего проявили себя участники так называемой «киевской коммуны» и связавшиеся с ними отдельные представители других групп (В. Дебагорий-Мокриевич, Я. Стефанович и др.)[973], а также члены кружка братьев Жебуневых и одесского кружка Феликса Волховского, в период «хождения в народ» действовавшие отчасти совместно. Здесь, как и в великорусских губерниях, движение было очень скоро разгромлено. В течение 1874 г. около 1 тыс. человек было вырвано из рядов активной демократической интеллигенции в связи с попытками перенести революционную работу в среду крестьянства. К моменту составления «Записки Палена» привлеченных к дознанию оставалось еще 770 человек, из них 158 женщин[974]. П.А. Кропоткин считал, что в движении (имелись в виду события примерно 1873 – 1875 гг.) принимало участие «от двух до трех тысяч лиц» и «вдвое или втрое большее число сочувствующих оказывали разного рода помощь этому активному авангарду»[975].
Каковы же оказались итоги этого движения?
Сами уцелевшие участники их оценивали скептически. Прежде всего не удалось ничего осуществить в области «бунтовских» проектов, а между тем, как утверждал, например, Кравчинский в своей переписке с Лавровым, большинство «и в начале движения в народ… хотело непосредственного, решительного действия». Вместо того все свелось к пропаганде (сплошь и рядом мимолетной и потому более или менее поверхностной). Подчеркивая это обстоятельство, тот же Кравчинский писал: «Каждый действовал совершенно в одиночку. Ну, а в одиночку возможно либо ничего не делать, либо вести только пропаганду. Поэтому даже самые ярые последователи Ковалика, так называемые „вспышечники“, в сущности вовсе не бунтовали, а вели пропаганду»[976].
Дала ли сколько-нибудь крупные результаты пропаганда? И в этом отношении по крайней мере большинство участников «хождения в народ» было разочаровано. Восстанавливая со временем в воспоминаниях (в первой редакции написаны в 80-х годах) свои думы и переживания после первых опытов пропаганды, О.В. Аптекман указывал: «Если не считать единичных успешных случаев пропаганды, то в общем результат ее, пропаганды, в народе почти неуловим»[977]. Кравчинский писал в письме к Вере Засулич: «Конечно, работа стольких людей, работа такая пламенная и страстная, не могла не дать плодов. Но ведь это крупицы». Кравчинский полагал, что в среднем 10 – 20 человек из интеллигенции приобрели в народе одного «социального революционера»[978] (при этом он считал вместе «крестьян и рабочих», но на деле, как известно, завербованные сторонники относились тогда почти исключительно к рабочим).
971
Записка, разосланная в апреле 1875 г. от имени министра юстиции графа Палена, попала вскоре в руки революционеров и была в том же году опубликована за границей редакцией газеты «Работник» (отдельной брошюрой) и в двухнедельнике Лаврова «Вперед!». Во второй из этих публикаций записка правильно именуется докладом прокурора Жихарева. Как видно из делопроизводства министерства юстиции, в первоначальном (более кратком) виде доклад предполагалось напечатать в «Правительственном вестнике»; кроме Жихарева (руководившего от ведомства юстиции дознанием по делу о пропаганде в народе), в составлении статьи для «Правительственного вестника» участвовал еще граф Соллогуб (кажется, известный беллетрист В.А. Соллогуб).
972
В своем имении, в селе Потапове Даниловского уезда, Иванчин-Писарев осенью 1873 г. устроил артельную столярную мастерскую; он привлек в нее около десятка крестьян, среди которых повел потом революционную пропаганду. Иванчин-Писарев завязал также большие знакомства среди окрестных крестьян, из которых многие приходили часто к нему и здесь подвергались «обработке» в революционном направлении. Крестьянин Александр Степанов, служивший кучером у Иванчина-Писарева, по его поручению занимался распространением революционной литературы, маскируя это продажей в разнос дозволенных сочинений. Для распространения литературы служили отчасти и две лавочки, устроенные для продажи изделий столярной мастерской. Стремясь воспитать в революционном духе крестьянскую молодежь, Иванчин-Писарев устроил (еще до мастерской) школу для крестьянских детей. Предполагалось организовать и тайную типографию, для чего в апреле 1874 г. из Москвы были доставлены необходимые принадлежности, но к печатанию не успели приступить, так как в июне того же года все дело провалилось. Сведения о так называемом даниловском деле см. в воспоминаниях Н.А. Морозова («Повести моей жизни», ряд изданий), в книге А.И. Иванчина-Писарева «Из воспоминаний о „хождении в народ“» (первое издание – СПБ 1914), во «Вперед!» № 4, 1 марта (17 февраля) 1875 г., № 17, 15 (3) сентября 1875 г., № 18, 1 октября (19 сентября) 1875 г., и т.д.
973
«Киевской коммуне» уделено заметное место в мемуарах Дебагория-Мокриевича (см.
975
«„Былое“. Журнал, издававшийся за границею», вып. 1, Ростов-на-Дону 1906, стр. 20. «Отобранные» правительством для предания суду участники похода «в народ» судились через несколько лет в особом присутствии сената по знаменитому делу 193-х. Материалы этого процесса (см. ниже, в параграфе 7, стр. 477) представляют крупный интерес для восстановления и внешней и внутренней истории «хождения в народ».
976
«Былое» № 14, Париж 1912 г., стр. 60. Ср.
977