Представляет интерес перехваченное полицией письмо (от октября 1879 г.), исходящее из среды поздних лавристов. Автор сочувственно писал о работе одного своего приятеля над «вопросом о капитализме в России», о его «очень оригинальной мысли» относительно кулацкого капитала как «личиночной формы капитала буржуазного». В том же письме выдвигался проект обращения в редакцию «Черного передела» (это было вскоре после раскола «Земли и воли» на «Народную волю» и «Черный передел») с выражением симпатии ей, в противовес «Народной воле», от имени «русских социал-демократов». Любопытно, что автор письма своих единомышленников называет, в отличие от двух фракций «современных деятельных протестантов» (т.е. народовольцев и чернопередельцев), недеятельными[999]. Это понятно, ибо так называемые лавристы к тому времени фактически сошли с общественной арены в качестве сколько-нибудь активного фактора революционного движения. Власть анархических предрассудков, а с другой стороны, тенденция ко всяческому ограничению размаха существующего революционного движения, отказ в настоящем от широких революционных задач в значительной мере обеспложивали теоретические искания поздних лавристов. Самые эти искания еще не выражали факта нарождения нового, действительно вполне плодотворного революционного направления. Они в сущности интересны прежде всего как один из ранних симптомов назревающего разложения традиционного миросозерцания.
Практически влияние позднего лавризма на широкий круг демократической интеллигенции конца 70-х годов было чрезвычайно слабым. Постепенно и сама группировка распалась и исчезла: участники ее в большинстве превратились в мирных культурных работников[1000].
Лично Лавров после 1876 – 1877 гг. не был фактически связан со своими бывшими последователями и учениками[1001]. Как видно из обзора «Социалистического движения в России», написанного П.Л. Лавровым летом 1879 г., он считал, что своим самоустранением с арены активной революционной борьбы и призывами исключительно к будничной, незаметной работе группа лавристов лишила себя всякого серьезного значения[1002]. Не существует прямых указаний на то, как Лавров оценивал ту сторону взглядов поздних лавристов, которая была связана с начинавшимся разочарованием в общине. Ясно во всяком случае, что для отождествления воззрений на этот счет самого Лаврова и поздних лавристов в России нет оснований. Если Лаврову и приходилось указывать, что он не отчаивается окончательно при мысли о возможном утверждении в России капиталистических форм[1003], то, с другой стороны, он никогда, вплоть до конца своей жизни, не отказывался от надежд на общину и общинное крестьянство, а к марксистской оценке ведущей исторической роли русского пролетариата он относился отрицательно, близоруко называя даже в конце 80-х годов фантастичной мысль группы «Освобождение труда» о широкой агитации среди городских рабочих[1004].
999
Письмо напечатано Э. Корольчук (по копии, найденной в архиве III отделения) в «Историко-революционном сборнике», т. II, 1924, стр. 414 – 415.
1000
По сведениям известного представителя лавристского течения Кулябко-Корецкого, петербургский кружок лавристов в конце 1879 г. был признан самими членами формально закрытым (
1001
Степан Ширяев, прибывший в конце 1878 г. из-за границы в Петербург, сообщал: «Я скоро сам узнал, что те, кого в Петербурге называли „лавристами“, не имели ничего общего с Лавровым, ни с его программой…» («Красный архив», т. VII, 1924, стр. 81).
1003
Полемизируя с Ткачевым, Лавров спрашивал: «…Какое основание думать, что борьба народа с буржуазией в России была бы немыслима, если бы, действительно, в России установились формы общественной жизни, подобные формам заграничной?» (