Неурожаи и голодовки находились в самой тесной связи с растущим разорением деревни. Сильный неурожай был в некоторых губерниях, преимущественно северных, в 1867 – 1868 гг. Неурожайным был и 1871 год. Большое общественное возбуждение возникло в 1873 – 1874 гг. в связи с голодом в Самарской губернии. Неурожай охватил тогда и ряд других местностей (Оренбургскую, Уфимскую губернии, Область Войска Донского, некоторые районы Украины и т.д.). Неурожаи повторялись и потом. 1880 год принес, как определял Маркс, «сильнейший неурожай – голод»[1046]. Знаток аграрных отношений В. Чаславский в 1878 г. отмечал на страницах «Отечественных записок», что «с переходом в 70-е годы раздаются из разных концов России жалобы на недороды, нужду, недостаток запасов, на обеднение крестьян, накопление недоимок и невозможность выносить тяготу повинностей и платежей». «Недороды и нужда, – писал далее он, – обошли в это десятилетие почти все углы России; во многих местах они сделались хроническими и истощили средства населения»[1047].
Картина крестьянского бедствия была бы неполной без напоминания о юридической приниженности крестьян, об их полном бесправии, о диком произволе, чинимом в отношении крестьян поставленным над ними многочисленным начальством[1048].
На почве до крайности тяжелых экономических условий, нарушения самых элементарных прав и интересов, обмана и издевательств со стороны помещиков и их агентов, со стороны всевозможных властей и т.д. в крестьянской массе копились недовольство и возмущение, которые неоднократно проявлялись в разнообразных формах протеста, в вынужденных сопротивлениях, в актах открытой борьбы.
Выше уже отмечен был факт прогрессирующего расслоения, разложения крестьянства на протяжении 70-х годов. Не только научно-публицистическая, но и художественная литература 70-х годов (Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский и др.) полна ярких обличений «чумазого» – Колупаевых, Разуваевых и Деруновых. В деревне, в общине уже шли столкновения между беднейшей частью крестьянства и богатеями, кулаками. Печать говорила о «вражде сословий» и их борьбе (т.е. о классовой вражде и борьбе) в самом крестьянстве. Но эта внутрикрестьянская борьба отступала еще в общем на второй план перед борьбой крестьянства в целом против помещиков, против сильнейших пережитков крепостничества. Нельзя пройти мимо интересных наблюдений Н.Н. Златовратского, изложенных на страницах «Отечественных записок». «…Счеты народа со старым, – писал Златовратский, – еще прежде всего надо принимать во внимание: в них главный центр тяжести современного народного настроения; счеты со злом, вновь нарождающимся, еще для народа не наступили». Народ, отмечал он, еще не может «видеть в Колупаеве своего ближайшего будущего врага» и «так же сознательно выступить против него, как выступил он против „старого“»[1049]. Говоря о крестьянском движении 70-х годов, приходится прежде всего иметь в виду борьбу крестьянства против помещиков и против представителей помещичьего, полукрепостнического государства.
В правящих сферах не без тревоги ожидали 1870 г., когда должен был наступить так называемый второй период крестьянского дела. «Положениями» 19 февраля 1861 г. предусматривалось, что по истечении девятилетнего срока, т.е. с 19 февраля 1870 г., крестьяне приобретут право оставлять отведенные им в надел земли (с чем было связано и прекращение повинностей за наделы) и переселяться на другие места. Правда, отказ от наделов и следующих за них повинностей закон обставлял почти невыполнимыми для крестьян условиями. Но власти знали, по поступавшим из разных мест сведениям[1050], о распространенных в крестьянстве надеждах (приурочиваемых теперь именно к февралю 1870 г.) на «вторую, настоящую волю». Раскрывая это понятие, министр внутренних дел Тимашев писал, что крестьяне «смутно рассчитывают на прекращение платежей за наделы или на раздачу земель». Опасения правительства усиливались в связи с обозначившимся еще раньше, особенно с 1868 г., стремлением крестьян многих местностей к массовым переселениям.
Приближение 19 февраля 1870 г. вызывало повышенный интерес к крестьянскому делу в различных общественных кругах. Известны, в частности, те мечты о чуть ли не всеобщем крестьянском восстании в 1870 г., которые лелеялись в нечаевском кружке[1051].
Правительство задолго до 19 февраля начало готовиться к этой дате, осуществляя всякие административные мероприятия с целью «устранить все поводы к недоразумениям и обеспечить порядок», т.е. предупредить возникновение широкого крестьянского движения в форме самовольных переселений, «незаконных» отказов от наделов, неисполнения повинностей и т.д. Правительственные меры проводились более или менее конфиденциально. Признавалось необходимым, как писал потом Тимашев в упомянутом докладе, «избегать обнародования какого-либо общего законодательного или правительственного акта о наступающем периоде, ибо при смутных понятиях народа такое обнародование могло бы легко подать повод к превратным толкованиям».
1047
1048
Корреспондент одной из газет на рубеже 70-х и 80-х годов попробовал исчислить все виды крестьянского начальства. Поименовав 34 вида начальников, он все же полностью не исчерпал списка.
1049
1050
См. Доклад министра внутренних дел Тимашева царю от 28 января 1871 г. (ЦГИАЛ, Земский отдел м-ва внутр. дел, ф. 1291, д-во 4, оп. 53, 1870 г., № 43, л. 50 – 66).
1051
В 1869 г. Нечаев писал одному из знакомых: «Скоро – кризис в России гораздо сильнее того, что был при объявлении воли обманутому царем народу; или опять наши умники, красноречиво глаголящие и пишущие, остановятся на словах и не бросятся возглавить народные толпы; или опять мужицкая кровь польется даром и безобразные, неорганизованные многочисленные массы будут усмирены картечью?» («Красный архив», т. I (14), 1926, стр. 149).