Известны случаи волнений из-за неправильного размежевания в Сумском уезде Харьковской губернии (1871 г.), в Ольгопольском уезде Подольской губернии (1876 г.), в Брацлавском уезде той же губернии (1877 г., здесь было арестовано 32 человека мужчин и женщин, признанных главными виновниками «беспорядков») и т.д. Одним из очагов крестьянского сопротивления на почве размежевания была Черниговская губерния, где в конце 70-х годов имел место ряд волнений – в Городницком и Черниговском уездах[1062].
В Минской, Гродненской, Виленской губерниях на протяжении 70-х годов в связи с отграничением крестьянских угодий и конфликтами между крестьянами и помещиками из-за леса, лугов, пастбищ возникали неоднократно волнения и столкновения, причем против крестьян было возбуждено несколько судебных процессов. По поводу уничтожения в 1875 г. межевых знаков в трех деревнях Новогрудского уезда Минской губернии прокуратура доказывала виновность «всего женского населения тех деревень»[1063]. В некоторых деревнях Ошмянского уезда Виленской губернии в 1876 г. отмежевание выгонов производилось «при содействии» двух сотен 4-го Донского казачьего полка[1064]. Спорное дело крестьян деревни Королевцы Свенцянского уезда Виленской губернии с помещиком Любанским о лугах в начале 1878 г. привело в связи с сопротивлением крестьян исполнению решения мирового судьи к столкновению между крестьянами и военной командой (три роты пехотного полка). Как показывает жалоба поверенного крестьян (из которых 41 человек был арестован), полиция и солдаты нагло бесчинствовали в деревне, убивали скот и т.д.[1065]
С особым упорством сопротивлялись крестьяне и крестьянки описям и продажам имущества за различные виды недоимок и штрафов: по выкупным платежам, оброкам, по приговорам судов за потравы помещичьих участков и пр. Демократический ежемесячник «Слово» писал в начале 1881 г.: «Положение деревни поистине ужасно и безысходно: и казне-то подай, и земство удовлетвори, и в банк внеси, и кулаку заплати. И каждая из этих сторон опирается на закон, на полицейскую силу, на розги и военную команду. Стороны эти шутить не любят; они понимают, что раз надо взыскивать с крестьянина, так надо взыскивать непременно с револьвером или пучком розог в руках, ибо неестественно человеку не защищать свое право на жизнь и спокойно, без сопротивления отдавать последнюю рубаху тому, кому вовсе не холодно»[1066].
Архивы, газеты и журналы тех лет содержат данные о множестве случаев сопротивления описям имущества, особенно скота, и торгам. На деле их, конечно, было еще больше, чем учтено в источниках. Недаром на донесении из Ярославской губернии жандармского генерала Зарина в декабре 1878 г. о сопротивлении крестьян Тимашкинского общества Мологского уезда продаже имущества (за недоимки по выкупным платежам) шеф жандармов Дрентельн написал: «Обыкновенная история, весьма печальная»[1067]. Во многих случаях упорство крестьян усиливалось от сознания крайней беззаконности и произвольности предъявляемых к ним требований. То взыскивали за недоимки по платежам, фактически внесенным, но растраченным сельскими властями, то требовали уплаты штрафа за потраву участка, принадлежность которого помещикам крестьяне решительно оспаривали, и т.п.[1068] Вопиющими были обстоятельства, приведшие к сопротивлению крестьян в таких особенно нашумевших делах, как люторичское или великолукское.
Крестьяне села Люторичи Епифанского уезда, Тульской губернии, имея ничтожнейший надел[1069], находились в самом бедственном положении. «Кипим как в смоле, работаем не разгибая спины весь год, а глянешь – поесть нечего и одеться, обуться не во что», – говорил в 1880 г. один из привлеченных по люторичскому делу крестьян представителю печати[1070]. Крестьяне вынуждены были арендовать землю на каких угодно условиях, а так как село со всех сторон было окружено владениями их бывшего помещика графа Алексея Бобринского (крупнейшего магната, земли которого занимали треть уезда, московского губернского предводителя дворянства), то арендовать землю они могли только у него, чем и пользовалась администрация помещичьей экономии, заключая с крестьянами договоры на грабительских, заведомо невыполнимых условиях, ставивших крестьян и все их хозяйство в полную зависимость от произвола управляющего. Деньги в случаях крайней нужды крестьянам приходилось занимать также в экономии Бобринского. Об условиях займов дает представление такой пример, приводившийся на суде по люторичскому делу: берет крестьянин взаймы 59 руб., и в договоре назначается неустойка в 30 руб. за 7 дней, а сверх 7 дней – жилая изба, корова, лошади и вообще все, что найдется у крестьянина[1071]. В 1877 г. за люторичским сельским обществом накопилось недоимок 5198 руб., на которые общество выдало заемные обязательства. Так как крестьяне выплатить долг оказались не в состоянии, то в следующем году управляющий Фишер заключил с ними новый договор, по которому они обязались отработать долг (уже в сумме 5500 руб., считая проценты) в течение шести лет, обрабатывая ежегодно по 137,5 десятины в каждом поле (это по местным ценам составляло более 6800 руб.); при этом прежние заемные обязательства крестьян Фишер оставил у себя, а в 1879 г., когда крестьяне даже по признанию самого Фишера уже отработали часть суммы, он предъявил обязательства к взысканию[1072]. Тульский окружной суд решил дело (в отсутствие представителей крестьян) в пользу экономии. В апреле 1879 г., когда судебный пристав явился в Люторичи для описи имущества (на сумму 6500 руб.), крестьяне категорически отвергли долг, и опись не состоялась. 3 мая крестьяне оказали сопротивление явившемуся вновь для описи имущества судебному приставу и избили волостного старшину. Прибывшим затем губернатору и прокурору не удалось «убедить» крестьян, заявлявших, что «им все равно: погибать или быть разоренными». 5 мая в Люторичи был введен батальон 6-го гренадерского Таврического полка. Попытки крестьян снова помешать описи были быстро подавлены. Около 200 крестьян было задержано. 34 человека было предано суду. В конце 1880 г. дело о «сопротивлении властям» слушалось в Московской судебной палате. Под давлением прогрессивной печати и общественного мнения, ввиду разоблаченной защитой (знаменитым адвокатом Плевако) разбойничьей «системы» Бобринского – Фишера пришлось большинство обвиняемых оправдать. Деяния Фишера остались, конечно, безнаказанными. Пресса подчеркивала типичность явлений, вскрывшихся на процессе. «Фишеров в России бесчисленное множество», – писал в «Отечественных записках» Г.З. Елисеев[1073]. Известный публицист А.А. Головачев отмечал, что «люторичские крестьяне – не одни в России, их очень много, и все они обязаны нанимать земли бывшего их помещика на тех условиях, которые им предписаны»[1074].
1062
Условия, при которых происходили размежевания, иллюстрируются обстоятельствами дела о волнении в селе Солоновка Городницкого уезда в 1879 г. По объяснениям крестьян, у них проект размежевания отнимал землю лучшего качества, а предоставлял худшую, «притом в разных кусках, без прогона и водопоев»; крестьяне просили начальство «не отнимать у них той земли, которой владели еще их деды, которую они удобрили для себя, которая примыкает близко к их жилищам и с отнятием которой они лишатся куска хлеба» (ЦГИАЛ, м-во юстиции, ф. 1405, оп. 79, 1880 г., № 5507).
1068
В 1874 г. в Гродненской губернии (в Кобринском уезде) взыскание штрафа за потраву спорного участка оказалось возможным только после прибытия губернатора и ввода шести рот Устюжского пехотного полка.
1069
По указанию Г.З. Елисеева («Отечественные записки» № 1, 1881 г., «Современное обозрение», стр. 111), по четверти десятины на душу. Надо заметить, что владелец села Люторичи граф Бобринский при самом проведении крестьянской реформы представил уставную грамоту, до такой степени отягощавшую повинностями крестьян (далеко хуже и больше, чем при крепостном праве), что даже некоторые из местных властей и Главный комитет об устройстве сельского состояния не решились утвердить ее. Мировой съезд находил, что «последствием введения уставной грамоты будет сильное недовольство крестьян… и соединенные с ним волнения и беспорядки» (Журналы Главного комитета об устройстве сельского состояния, т. I, Пг. 1918, стр. 622 – 626).
1070
1072
Крестьяне потом объясняли губернатору, что Фишер разоряет их уже в течение 20 лет, что они не признают себя должными ни графу Бобринскому, ни его управляющему, а что, напротив, они считают еще за конторой почти такую же сумму (ЦГИАМ, III отд., 3 экспед., 1879 г., № 170).